К большому разочарованию Лэйни, Гёталс-холлом назывался не огромный замок, который было видно с крыши дома Вандербикеров, а его, так сказать, миниатюрная копия. Дети подошли к небольшому зданию, и Оливер с Джесси объединили усилия, чтобы открыть тяжёлые деревянные двери. Вандербикеры протиснулись внутрь, и чёрные железные петли жалобно заскрипели. В помещении оказалось ненамного теплее, чем на улице, и там всё было сделано из мрамора: мраморные полы, мраморные стены и широкая мраморная лестница.
Минут десять Вандербикеры блуждали по коридорам, пока не столкнулись со студентом во фланелевых пижамных штанах в клеточку и ботинках, подозрительно похожих на домашние тапочки.
– Вы не подскажете, где кафедра истории живописи? – вежливо спросила его Джесси.
Он показал пальцем на лестницу:
– Двумя этажами выше. Там повернёте направо. Кабинет в конце коридора.
Вандербикеры кивнули и отправились наверх. В правом крыле на третьем этаже они в самом деле обнаружили дверь с бумажной табличкой, на которой жирным фломастером было выведено: «ИСТОРИЯ ЖИВОПИСИ». Иза туда заглянула и увидела даму с аккуратным пучком седоватых волос, которая сидела за деревянным письменным столом, занимавшим чуть ли не всю комнату, и стучала по клавиатуре. На столе почти ничего не было, кроме неглубокого контейнера для бумаг в одном углу и компьютера в другом.
– Положите в контейнер, – сказала она монотонным голосом, не поднимая взгляда. Тук-тук-тук.
Иза перешагнула через порог:
– Извините, что отвлекаю. Я хочу кое-что спросить.
– Вы рискуете опоздать со сдачей реферата. Либо вы сейчас же кладёте его в контейнер, либо получаете неуд, – ответила дама. Тук-тук-тук.
– Я здесь не учусь, – объяснила Иза. – У меня вопрос про одного человека, который у вас работал.
Дама наконец посмотрела на Вандербикеров и тут же вскинула тонкие, как грифель карандаша, брови.
– Детям сюда нельзя.
– У нас вопрос, – терпеливо повторила Иза. – Вы, случайно, не знаете мистера Байдермана? Он преподавал историю живописи.
– В жизни о нём не слышала, – отозвалась дама и снова принялась стучать по клавиатуре. – Где ваши родители? – Тук-тук-тук.
– Мы хотим побольше узнать про нашего соседа, – вставила Джесси, заходя в кабинет, а за ней подтянулись Оливер, Гиацинта и Лэйни. – Он у вас работал лет шесть назад.
– Я же сказала, что никогда о нём не слышала. И я пять лет здесь работаю. – Тук-тук-тук.
– А вы знаете кого-нибудь, кто давно тут работает и мог быть с ним знаком? – настаивала Иза.
– Нет. Преподаватели уехали на прошлой неделе. Сегодня последний день сдачи письменных работ, и через десять секунд я упакую всю стопку и отправлю по почте профессору Суарезу. Колледж будет закрыт до пятнадцатого января. Тогда и приходите. – Тук-тук-тук.
– Пятнадцатого января?! – воскликнула Джесси. – А вы не можете сейчас поискать мистера Байдермана в компьютере?
Дама перестала печатать и нажала на кнопку выключения.
– Мне жаль, – сказала она, но по её голосу не чувствовалось, что это правда.
Вандербикеры молча наблюдали за тем, как она убирает бумаги в большой коричневый конверт. Вдруг в коридоре раздался отчаянный крик:
– Подождите! Я принесла!
Вандербикеры выглянули за дверь и увидели взлохмаченную девушку, которая бежала к ним, размахивая своим рефератом. У кабинета она резко остановилась и схватилась за дверную раму, чтобы удержать равновесие. Дети отошли, уступая ей дорогу.
– Вот мой реферат! – выдохнула девушка.
– Вы опоздали, – сообщила седоватая дама и кивнула на часы. Они показывали десять утра и одну минуту.
Студентка схватилась за сердце:
– Возьмите его, пожалуйста! Я потеряю стипендию, если получу неуд!
– Все вон из моего кабинета, – строго произнесла разрушительница надежд. – Мой зимний отпуск начался минуту назад.
Она сняла с вешалки тёплую куртку и сумочку и вытолкала всех в коридор, после чего вышла за ними и заперла дверь. Перед тем как уйти, дама бросила прощальный взгляд на растерянную компанию. Изе и Джесси она сказала:
– Возвращайтесь после пятнадцатого января. Может, тогда вам удастся что-нибудь выяснить.
Студентке, которая заламывала руки и рыдала, она сказала:
– В следующий раз не опаздывайте.
А потом выхватила у неё реферат и исчезла за углом, цокая каблуками.
– Уф, обошлось, – вздохнула несчастная студентка и сползла по стене.
Вандербикеры потеряли дар речи. Колледж всё больше и больше походил на кладбище, где хоронили мечты.
– Здесь нет плинцесс, – прошептала Лэйни, когда они вышли из здания, и по щекам у неё потекли слёзы.
– Ох, Лэйни, мне так жаль! Идея была дурацкая, – сказала Иза, поднимая сестрёнку на руки и вытирая ей лицо. – Хочешь, зайдём в пекарню Кастлмана? Я куплю тебе печенье.
Лэйни помотала головой, и волосы упали ей на глаза.
– Хочу домой.
Вандербикеры поплелись обратно в свою тёплую квартиру, навсегда попрощавшись с грёзами о волшебном замке. Им не терпелось вернуться на Сто сорок первую улицу, где их ждали любимые питомцы, вкусная еда, добрые друзья и соседи.
* * *
На родную улицу возвращались в полной тишине. Уже там им встретилась соседка Шарлотта с сыном Джозефом, и Джесси попросила их подписать петицию. Пока пятилетний Джозеф старательно вписывал своё имя в строчку, к Вандербикерам подошёл господин средних лет в потёртом пальто и ярко-красном шарфе.
– Подпишете нашу петицию? – спросила Лэйни, протягивая ему мятый листок, который только что вытащила из кармана.
Незнакомец ласково улыбнулся и взял у неё бумажку.
– Здравствуйте, – сказал он низким, глубоким голосом. – Расскажите мне про свою петицию.
Дети представились, а потом Иза объяснила:
– Мы хотим убедить нашего хозяина продлить договор аренды.
– Вот как, – отозвался господин. – Хорошо. – Он подписался как «мистер Остин Рочестер», даже не прочитав шапку петиции. – Я восхищён вашим подходом. – Тут снова подул холодный ветер, и все, включая мистера Рочестера, повернулись к нему спиной. Когда ветер улёгся, он продолжил: – Приятно видеть, как люди принимают участие в жизни общества. Я всегда это поощряю в своей работе.
– А кем вы работаете? – спросила Гиацинта.
– Я музыкант, – ответил мистер Рочестер. – Играю на виолончели и руковожу оркестром для подростков. Он называется «Ритм Нью-Йорка».
– Я о таком слышала! – воскликнула Иза, и глаза у неё засияли. – Я тоже занимаюсь музыкой. Играю на скрипке!
