Пока они вместе готовили еду, попивая маленькими глоточками, вино из одного стакана, между ними сохранялось полное спокойствие и взаимопонимание. Но теперь, когда кулинарная суета закончилась, она просто не знала, какое настроение может найти на него.
— Ты же сама сказала — канун Рождества. И есть также другой повод: твоя победа над мерзким вирусом. — Поймав ее скептический взгляд, брошенный в его сторону, он добавил — Ну, хорошо, согласен: ужин тут ни при чем. Просто я хотел использовать его, как предлог, чтобы попросить тебя надеть, опять, то красное бархатное платье. Ты в нем была, когда мы встретились впервые, на той захолустной заснеженной дороге. С тех пор у меня так и не появился шанс разглядеть тебя в нем по внимательнее.
Интересно, почему он захотел увидеть ее именно в этом платье? Ясно, что оно ему нравилось. Но, может быть, еще больше ему нравилось видеть, как оно плотно облегало каждый изгиб ее тела? И неожиданно для самой себя, она подумала: его замысел довольно прост — он насытится возбуждающим зрелищем, а потом, с вожделением, снимет с меня платье, как это уже было... От этой мысли ее бросило в жар. Потому что ей хотелось, чтобы он именно так и поступил с ней — чтобы снял с нее это красное платье и увидел всю ее — обнаженную, трепещущую, бесстыдную...
Ник явно придавал особое значение предстоящему ужину. Может быть, он намеревался подарить ей оливковую ветвь — помириться, улучшить их отношения? Или у него созрел какой-то совсем иной план? Ничего этого, Абигейл не знала. Она знала только одно: перед ней открывалась возможность, за которую ей надо было ухватиться обеими руками.
— Хорошо, я надену это платье, но с условием, что и ты облачишься во что-то шикарное, — небрежно бросила она ему. — Мне будет не интересно одной демонстрировать свои наряды, если ты останешься в поношенных джинсах. В твоем гардеробе есть что-нибудь подходящее?
— Смокинга в моих скромных апартаментах не найдется, если ты это имеешь в виду. — Под стать ей, он говорил таким же легким тоном, и на душе у нее сразу посветлело. — В эти дни, когда половину пространств Альберты замело снегом, смокинги не очень-то в моде в нашей провинции. Но я обещаю, что не ударю перед тобой лицом в грязь.
— В таком случае я позволю себе удалиться, чтобы по-праздничному разодеться и намалеваться.
В веселом настроении, пританцовывая, она резво взбежала вверх по лестнице, распахнула в спальне гардероб и, мурлыча какую-то прицепившуюся мелодию, извлекла из него красное бархатное платье. Несмотря на то, что она попала в нем под обильный снегопад, когда переходила с Ником от своего «пежо» к его машине, платье не помялось и смотрелось, как всегда, очень нарядно.
Раздевшись, Абигейл слегка растерла ладонями кожу, которая оставалась еще теплой после горячего утреннего душа. Потом достала из сумки духи (они пригодились бы на вечеринке со школьными друзьями в Кег-Ривере) и смочила ими волосы, шею, грудь и низ живота.
Приводя себя в порядок, она вдруг вспомнила отца, и ее пронзила мысль, граничащая с уверенностью и острой надеждой, что он может вернуться домой перед Новым годом и тогда они встретят с мамой свой любимый праздник вместе. Однако через минуту к ней пришла другая, гораздо более трезвая мысль: воссоединение родителей было настолько маловероятно, что лучше о нем и не думать. Даже самые большие надежды не всегда могут возвращать человеку прошлое. И, тем не менее, она до сих пор не могла до конца осознать, что ее мать осталась в одиночестве. Если бы только сейчас включился телефон и можно было бы позвонить в Кег-Ривер!
Усевшись за туалетный столик, Абигейл занялась своим гримом. Наложив на лоб и щеки легкий слой крема под пудру, а затем румяна, она разделалась с последними следами бледности, остававшимися на лице после перенесенной болезни. С помощью темно-коричневой туши для ресниц и нежных бронзовых теней, ей удалось добиться особой выразительности и глубины фиалковых глаз. А когда в ход была пущена яркая, сочная помада, ее пухлые, четко очерченные, губы стали выглядеть особенно чувственными.
Надев красное бархатное платье, Абигейл тотчас вспомнила, как по нему скользил взгляд Ника, когда они встретились в пургу на той проселочной дороге. Ее сердце заколотилось так, словно готово было выскочить из грудной клетки. Разве могла она забыть его поцелуи, ласки и объятия, которые обжигали ее в тот снежный вечер, как бушующее пламя?
Подойдя к зеркалу, она придирчиво рассмотрела свое лицо, фигуру, ноги и мысленно спросила себя: не хочешь ли ты, чтобы те же ощущения повторились? Чтобы бушующее пламя вспыхнуло вновь, но уже с новой силой? Вглядевшись в глубину своих глаз и увидев в них разгоравшиеся искорки тайного желания, она поняла, что ее ответ на собственный вопрос мог быть только положительным.
Оставшись довольной своим видом, Абигейл внесла в него одну незначительную поправку. Она распустила по плечам темно-каштановые волосы, чтобы не быть стопроцентной копией той женщины, которую Ник увидел первый раз в темно-зеленом «пежо» и принял за невесту своего брата. Тогда се волосы были высоко подняты и заколоты на затылке.
Итак, теперь она была полностью готова и могла, не мешкая, спускаться в кухню, тем более что Ник уже несколько минут назад вышел из душа: она слышала, как в ванной прекратился шум падающей воды.
Абигейл уже направилась, было, к двери, как вдруг остановилась, перерыла все вверх дном в своей сумке и вытащила из нее небольшую коробку, упакованную в красочную бумагу; это был один из шуточных рождественских подарков, которые она везла в родной Кег-Ривер и намеревалась вручить кому-нибудь из старинных друзей или подруг. Ничего сверхценного в коробке не было. Просто милый пустячок.
Спустившись на первый этаж, она вошла в гостиную и положила подарок под гирлянду из ветвей остролиста около каминной плиты. В ту же секунду раздались знакомые шаги. Абигейл затрепетала, как школьница перед первым свиданием, и, обернувшись, увидела входившего в комнату Ника. Но она не поверила своим глазам: перед ней был как будто совсем другой мужчина! Высокий и красивый, в темном, безукоризненно подогнанном костюме, ослепительно белой рубашке со строгим шелковым галстуком, он был просто неотразим. Абигейл никогда еще не видела реального Ника Гранта в таком элегантном одеянии, и его неожиданный облик потряс ее до глубины души.
Он, впервые, предстал перед ней настоящей, блистательной звездой эстрадного мира. Фотографии этой звезды она видела во многих газетах и журналах. Рядом с ней стоял человек, которого приглашали на премьеры фильмов и церемонии вручения наград, и у нее никак не укладывалось в голове, что это был тот же самый мужчина, который так терпеливо и нежно ухаживал за ней, пока она болела, и который...
— Как мои шмотки, годятся? — Ник заметил ее потрясенный взгляд и решил, нарушит воцарившееся молчание этим легким вопросом. Но Абигейл лишь кивнула в ответ. Казалось, у нее пропал голос, и все слова безнадежно застревали в горле. — А как действуешь ты на меня в этом платье, тебе уже хорошо известно.
Его голос был низким и мягким, глаза — как темные заводи в лунном блеске. Нежно взяв ее за руку, он прошептал:
