ПВО по всей границе.
— Передвижные работают от генераторов. У стационарных система питания наверняка также дублирована, — снисходительно заметил другой командир.
— Наверняка, — не стал спорить я. — Но если забрать и перенаправить мощность ЛЭП, этого хватит, чтобы ослепить все системы наведения.
Присутствующие переглянулись. Ослепить немецкое ПВО — это почти что половина дела.
— Боюсь, у нас есть проблема, Александр Владимирович, — мрачно проговорил Скороходов. — У меня нет бойцов с открытой стихией Электричества.
— Можно срочно выдернуть с других частей, — предложил кто-то.
— Чем дольше копошимся, тем больше даем передышку немцам, — нахмурился одноглазый.
— Если отрубим стационарные системы, — проговорил я, — возникнет небольшой временной зазор. Пока немцы прочихаются, наши могут успеть вынести их артой и авиацией. Да, у фрицев будет чем огрызаться, но не в таких масштабах.
Повисла небольшая пауза, присутствующие обдумывали предложенный вариант, взвешивали все про и контра. В конце концов, желание побыстрее разделаться с врагом, пока еще в крови солдат бурлит бешенство, перевесило. С этим я был согласен — пока ждем мага Электричества, наши добрые соседи могут придумать что-нибудь нехорошее. А хотелось бы не только обороняться, но и уже на кого-нибудь наступить. Желательно так, чтобы берцем на горло.
— Хорошо, я спрошу двух добровольцев, — наконец, произнес Скороходов.
— Одного, — поправил я.
— Князь… — как-то растерянно протянул мужчина.
— Нужен маг высокого разряда, чтобы пробиться до ЛЭП, — покачал я головой в ответ. — А замыкание можно устроить любым другим способом на месте.
Командиру боевых магов не хотелось меня отпускать, но и отрицать очевидное бесполезно — я эффективнее чисто за счет резерва. Даже если меня убьют, задачу я выполнить успею. Просто потому, что запас магии больше.
— Хорошо, я спрошу одного добровольца, — кивнул Скороходов.
— Меня, — внезапно произнес Ермаков.
— Алексей Михайлович, — нахмурился какой-то генерал. — Для этой работы есть профессиональные боевые маги.
— Вы сомневаетесь в профессионализме рода Ермаковых? — приподнял бровь княжич.
— Отец тебе башку оторвет, пацан, — проскрипел самый старый командующий.
— Победим — пусть отрывает, — вздернул подбородок Ермаков. — Я тоже видел разрушенные роддома и аккуратно пронумерованные детские трупы. Есть хоть один аргумент против того, чтобы русский аристократ не хотел отомстить за поруганных женщин и детей своей Родины? Нет? Тогда это не обсуждается.
Присутствующие притихли, не рискнув спорить с Алексеем. Ермаковы — слишком сильный и влиятельный род, чтобы сомневаться в парне. Да, честно сказать, не думаю, что кто-то действительно не верил, что парень не выполнит задачу. Всех больше интересовало, что его папенька с ними сделает, когда ему вместо наследника вернут груз 200.
Господи, эти дети меня доконают.
* * *
Артиллерия душевно работала над головой.
У нас было три группы поддержки, каждая из которых изображала попытку прорыва границы. А мы с Алексеем ужиками должны были проползти безмагическую зону. Всего то и требовалось, что догрести до первого окопа, так сказать, а там уже дело техники.
Давненько я не ползал во всем обвесе. Ощущения были, прямо скажем, странные. Даже какие-то ностальгические, несмотря на творившийся кругом ад. Я был опять молод и полон сил, и впереди целая жизнь.
Мирная, как я тогда надеялся.
Мирная, как мне хотелось раньше здесь.
Из приятного — немцы были увлечены атакой наших ребят и им было не до двух ползущих человек. Из неприятного — магии активно не хватало. Но чем ближе мы подползали к немцам, тем сильнее зудели костяшки пальцев. Я замер на мгновение, положив руку на снег, и тот отозвался, обратившись в лед.
— Магия работает, — негромко проговорил я.
Наушник помолчал пару секунд, а затем ответил голосом Ермакова.
— Нет.
Интересно.
Я мазнул взглядом по комку снега с землей, лежащему в стороне от меня. Снег растаял, земля осыпалась черной кучкой.
— А у меня работает, — произнес я.
До немецких окопов было еще прилично, но если магия работает, это не проблема.
— Алексей, слейся с местностью. Я атакую, — предупредил я Ермакова и призвал стихию Земли.
Снежный покров ухнул, словно ударили по пуховой подушке, и окоп сомкнулся, погребя в своих недрах бойцов на сотни метров в обе стороны.
— Есть магия! — воскликнул удивленный Ермаков.
— Работаем, — скомандовал я, подрываясь на ноги и разворачивая вокруг себя щит.
Первая линия окопов — не проблема, там всегда держат пушечное мясо, и копали его, видимо, наспех. А вот чуть дальше должны располагаться более сильные конструкции, возможно, бетонные. Хорошо бы там укрыться, но есть риск наткнуться на элитных немецких ублюдков.
А чуть дальше за второй линией укреплений — ЛЭП, которая нам-то и нужна.
Мы с Ермаковым припустили по снегу, не позволяя себе тонуть в сугробах техниками Воды и Воздуха. Немцы открыли по нам беглый огонь, я же угостил их ледяными пулями.
Никогда не ходил в лобовую атаку, интересный опыт.
Каждый выстрел как далекий щелчок, каждое попадание моей пули — короткий вскрик. Я мечусь влево, вправо, мешая немцам прицелиться. Щит трещит от попаданий, но держится.
Грохочет арта, рычит техника, магия тысячами иголок щекочет костяшки пальцев.
Я мечусь вправо. Влево. Вправо. Влево.
Мир замедляется, смазывается.
Теряется.
Рядом Ермаков разворачивает виртуозную огненную технику, и окопы с немцами вспыхивают, словно облитые бензином. Люди выпрыгивают оттуда, катаются по снегу, пытаясь себя потушить, но их тут же добивают мои ледяные пули.
Один маг может остановить танковую дивизию, а что сделают два с пехотой?
Фарш.
За каждую каплю пролитой русской крови.
Огонь разбегался вправо и влево, очерчивая кривую линию границы, освещая оборонные укрепления. А я несся по снежному покрову и понимал, что обрубить электричество — мало.
Это улучшит ситуацию, но все равно слишком много крови будет пролито.
Нашей крови.
Я перемахнул через полыхающий окоп и, не останавливаясь, рванул дальше.
— Алекс! Алекс, ты что творишь⁈ — орал наушник голосом Ермакова.
Жизнь твою спасаю, салага. Твою и еще сотни бойцов за нашей спиной.
Я делаю вдох. И выдох. Шаг. Взмах рукой.
Никогда раньше не задумывался, что каждое мое движение, каждая моя мысль — это электричество. Человек — это биологический компьютер со свободой воли.
Свободой воли выбирать: умереть, защищая свою страну, или спрятаться под мамкину юбку.
Свободой воли стоять в полный рост или скрючиться на коленях.
Свободой воли помнить погибших или забыть.
В той жизни у меня осталась маленькая записная книжка. Синей ручкой там был нарисован Вечный огонь, а ниже — список из имен и фамилий.
Это случилось за пару дней до дембеля, когда привезли необстрелянных пацанов нам на замену. Командир тогда попросил нас по-человечески — сходите в горы последний раз. Молодняк отправлять было жалко, если бы там кто-то и
