ледяной воде?
– Как будто это было вчера.
– А записку от бедняги Пармениона?
– Да. Там говорилось, что ты хочешь меня отравить.
– Это была правда, – со смехом проговорил врач. – Я давал тебе яд, который убил бы и слона, а тебе ничего! Ты стал еще здоровее. Что тебе какая-то лихорадка?
Александр улыбнулся:
– Я тебе не верю, но мне приятно это слышать.
На следующий день ему стало еще хуже.
– Спаси его, ятрос, – умоляла Роксана. – Спаси, заклинаю тебя.
Филипп бессильно качал головой, а Лептина в слезах смачивала Александру лоб, чтобы хоть немного охладить.
На следующий день Александр не смог встать, и жар усилился выше мыслимого. На носилках Александра перенесли в летний дворец, где к вечеру становилось прохладнее, и Филипп велел делать ему холодные ванны, чтобы снизить жар. Все оказалось тщетно. Роксана в отчаянии не отходила от него ни на мгновение и покрывала тело мужа поцелуями и ласками. Товарищи дежурили без отдыха и сна день и ночь.
Селевк отправился в святилище Мардука, покровителя города, бога-врачевателя, и попросил жрецов перенести Александра в храм, чтобы бог исцелил его, но жрецы ответили:
– Бог не хочет, чтобы царя переносили в его дом.
Расстроенный Селевк вернулся в царский дворец и сообщил о результатах своей миссии.
– Тебе следовало перебить этих святош: если они не могут исцелить царя, зачем им оставаться в этом мире? – воскликнул Лисимах.
– А я говорю, он выкарабкается и на этот раз, – сказал Пердикка. – Не беспокойтесь, он и не такое переносил.
Филипп посмотрел на него печальным взглядом и ушел в царскую спальню. Александр еле слышным голосом попросил воды.
На следующий день он уже не мог говорить.
Тем временем среди солдат распространился слух, что царю совсем плохо; кто-то говорил даже, что он умер. Они снова собрались у входа во дворец и угрожали выбить двери, если их не впустят.
– Я выйду к ним, – сказал Птолемей и спустился в караульное помещение.
– Мы хотим знать, что с царем! – крикнул один из ветеранов.
Птолемей склонил голову.
– Царь умирает, – ответил он. – Если хотите увидеть его, поднимитесь сейчас по одному, но тихо. Не тревожьте его в предсмертный час.
Длинной вереницей, один за другим, солдаты потянулись по лестницам, по коридорам до царского изголовья. Плача, они чередой проходили мимо ложа и приветствовали своего владыку поднятием руки. И Александр всем отвечал взглядом, кивком, еле заметным движением губ.
Его солдаты, его товарищи по тысячам приключений, железные люди, покорившие Нил, Тигр, Евфрат и Инд, они видели его в последний раз. А Александр на прощание опять смотрел в их лица, задубевшие от мороза и опаленные зноем, видел их загрубевшие щеки, мокрые от слез. И вот опустилась тьма… Он еще слышал отчаянные рыдания Роксаны и всхлипы Лептины, а потом – голос Птолемея:
– Конец… Александр умер.
В это мгновение он подумал о своей матери, о ее тщетном и горьком ожидании. Ему показалось, что он различает ее на башне дворца – она кричит сквозь слезы и отчаянно зовет его: «Александрос, не уходи, вернись ко мне, прошу тебя!» И этот крик на мгновение позвал его назад… но всего лишь на мгновение. И вот ее голос, ее лицо исчезли вдали, унесенные ветром… Александр увидел бескрайнюю равнину и цветущие луга, услышал собачий лай, но то был не мрачный вой Кербера – это гавкал Перитас! Он бежал навстречу своему хозяину, обезумев от радости, совсем как в тот день, когда Александр вернулся из изгнания. И вскоре по необъятной степи разнесся топот копыт, и вдруг послышалось ржание. Прибежал Буцефал с развевающейся на ветру гривой, и Александр вскочил на него и крикнул: «Вперед!» Жеребец бросился вперед, подобно огненному Пегасу, и бешено помчался к последнему горизонту, к бескрайнему свету.
Эпилог
«Не успело остыть твое тело, а мы уже спорили о твоем наследстве. Мы продолжали сражаться за него долгие годы. Тебя больше не было с нами, а вместе с тобой ушла и объединявшая нас мечта. Лептина захотела последовать за тобой – мы нашли ее на полу у твоего ложа с перерезанными венами. Царица-мать Сизигамбис покрыла голову черным платком и уморила себя голодом. Роксана решила жить, чтобы дать жизнь твоему сыну.
Пердикка исполнил свою мечту и женился на Клеопатре, но он же первым пал в попытке удержать в целости твою державу. Он пал, сражаясь против моих войск. Бедный Пердикка!
Странно: хотя мы жестоко бились, постоянно создавая и разрывая союзы, у нас не было ненависти друг к другу. Наоборот, в определенном смысле мы оставались друзьями. Один раз через несколько лет после твоего ухода мы все встретились в Вавилоне, чтобы прийти к согласию, однако вместо этого наше собрание превратилось в безобразную склоку. Но вдруг из-за двери появился Евмен и бросил на опустевший трон твой плащ и твой скипетр, и как по волшебству свара прекратилась, крики затихли, лица стали задумчивыми. Мы стояли перед этим плащом и пустым троном, словно ты вдруг чудом возник перед нами.
Мы были недостойны тебя и все же пытались во всем подражать тебе: мы велели изображать себя в тех же позах, с головой, слегка наклоненной к левому плечу, с откинутыми со лба волосами, даже когда волос осталось совсем мало, – лишь бы воспользоваться твоим образом. У нас не хватило мужества даже на то, чтобы сберечь твою семью, она была погублена, безжалостно уничтожена одной-единственной фразой в конце договора о разделе наследия: „В том случае, если с ребенком что-то произойдет, Македония переходит к…“ Тем самым мы приговорили его к смерти. Твоя жена, твоя мать, твой сын – все они погибли… Жажда власти иссушила наши души, превратила нас в чудовищ.
И почти все мы вскоре отреклись от персидских жен, которых ты нам дал. Исключением стал лишь Селевк, полюбивший свою Апаму и посвятивший ей прекрасные города.
Селевк… На какое-то время он стал новым Александром, и ему почти удалось вновь собрать твою державу. Теперь он старик, как и я, множество хворей одолевают его. Несколько раз мы воевали друг с другом или, точнее, наши войска встречались на границах Келесирии, слишком нечетко определенных последним договором – одним из множества. Но сами мы оставались в хороших отношениях как старые друзья.
Не знаю, как он поживает теперь. Полагаю, он тоже приближается к закату, как и я. Что касается меня, я уже два года как передал скипетр и царство моему сыну Птолемею II, а сам пишу вот эту историю. Единственной
