Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
Она закончила уборку, встала посреди кухни и, скрестив руки, уставилась на него. Он заметил, что она бросила взгляд на часы — настенные и наручные. Прошло двадцать пять минут с тех пор, как они доели суп. Глядя на нее, молча пялящуюся на него из кухни, он начал думать о том, как удалось ей вычислить его план. Какую часть его записей она прочитала? Он покинул номер на несколько минут, не больше.
Сколько из его накарябанных как кура лапой строк успела она прочитать за это время? Невозможно понять, о чем вообще идет речь, наскоро прочитав страничку. Так ведь? А она к тому же была не совсем в себе. Но как-то она все вычислила! «Она знает вещи, о которых не знала бы, не прочитай она его заметки, — думал он. — То, что я остановился в другом отеле. То, что я пригласил ее не для садомазохистских игр. Что еще?»
Что-то еще есть, решил он, когда комната снова затряслась. Он снова ухватился за край стола. Девушка по-прежнему стояла, скрестив руки, и смотрела на него. Казалось, она улыбается. Комнату опять тряхануло. И еще раз. Завладевшая им тяжесть увеличилась вдвое, втрое, и теперь ему приходилось лежать, навалившись на стол, только чтобы не упасть на пол. «Что это?» — подумал он, и его охватил ужас при мысли, что он сейчас окажется внутри чего-то темного и огромного. Как будто гигантский полукруглый железный ставень закрывался у него перед глазами. «Если я не выберусь отсюда, — думал он, — я буду здесь замурован». Перед ним возник образ улыбающейся матери в светящемся окне. Или это девчонка-самоубийца? Ее голос отдавался у него в ушах:
«Я говорила тебе! Посмотри на себя — ты заперт в узкую камеру без окон!»
«Прекратите это!» — закричал он и попытался вырваться, но будто превратился в камень.
«Разве я не предупреждала тебя, что ты будешь сидеть целыми днями с ухом, прижатым к стене, слушая голос, который слышишь только ты? Что шея твоя будет все время повернута в одну сторону? Я всегда предрекала, что это случится, когда ты вырастешь! Я говорила тебе, что ты ненормальный!»
Это была мать, разумеется. Отверстие стало исчезать. Вскоре весь свет исчез. Кто-то смеялся. Нет, не кто-то. Все. Огромное море смеющихся людей. Или веселящихся. Рев толпы в каком-то огромном театре. А рядом с театром — маленькая камера без окон и мощный железный замок запер его в ней.
Он огляделся. Как будто его собственное бессознательное стало видимым ему, предстало в образе подступающего прилива. Волны били его по ступням, потом по щиколоткам, лодыжкам, коленям. Волны наводнения, лениво окатывающие его блевотиной и отходами, давно отброшенными образами, всем изношенным, изорванным, ржавым, перекошенным, выжженным, расплавленным, разбитым, подернутым патиной, гниющим, испачканным, изъеденным бактериями и наполненным воображаемым ужасом. Сейчас он лежал, уткнувшись в эту мерзость подбородком, и страх его превратился в огромное отвратительное насекомое, которое появилось из топи, чтобы ползти по его лицу и вплетать свои лапы и щупальца в его волосы. На лапах насекомого были острые шипы, а щупальца заканчивались остриями, вонзавшимися в его шею и кожу головы. Кавасима, доведенный до слез, отпустил край стола и начал оседать. Его колени коснулись пола. Прилив прошел над его головой, и он что было сил позвал Йоко.
Сначала Тиаки не понимала, что бормочет этот человек. Две таблетки подействовали, — очевидно, он впервые принимал ксалкион. Она не могла сдержать улыбки, когда он пытался ухватиться за стол, но, когда он стал рвать на себе волосы и упал на колени с выражением полного изнеможения на лице, она ощутила что-то вроде сочувствия. Когда она в первый раз принимала ксалкион, у нее тоже было неприятное ощущение. Свирепое наступление сна вызывает панику. С ней был тогда Ацуси или Кадзуки, она точно не помнила, кто именно, и она заснула, скрестив руки. Но что бормотал этот человек? Может быть, мое имя. надеялась она, прислушиваясь. Но нет. Это имя другой женщины. Йоко. Кровь застыла у нее в жилах. Она презрительно фыркнула, как бы насмехаясь над собственными чувствами, и дрожь прошла по всему ее телу А потом, как тогда, что-то оборвалось внутри, и подступил гнев.
Тиаки подошла к кухонному шкафчику и рванула на себя ящик. Раздался грохот, когда все содержимое его повалилось на пол, дополненный шумом от падения самого ящика. Присев на корточки, она рыскала среди разбросанной на полу кухонной утвари подходящую ей, пока не нашла нож для открывания консервных банок. Она взвесила его в руке и сомкнула пальцы вокруг рукоятки.
Только когда она подошла с этим орудием к мужчине, сражавшемуся с опрокинутым стулом и пытающемуся подняться на ноги, Тиаки вспомнила, почему эти вспышки безотчетного гнева были настолько необходимы. Они нужны были, чтобы сопротивляться всем ударам ненависти. Только ярость давала ей силы противостоять враждебности всего окружающего. Только гнев мог указать ей путь к действию.
— Йоко, Иоко! — призывно бормотал мужчина. — Помоги мне, Йоко!
Тиаки нацелилась в его глаз с отвисшим веком и резким движением направила открывалку для консервов вниз. «Я не Йоко». Она слышала, как нержавеющая сталь встретилась с глазным яблоком — звук как от лопаты, врезающейся в промерзлую землю. Мужчина закрыл голову руками и попытался отползти прочь, но Тиаки преследовала его, плача и нанося удар за ударом — по плечам, рукам, голове.
Первый удар вырвал Кавасиму из омута бессознательного. Шок и последовавшая за ним резкая боль пробудили к жизни его дремлющий рассудок. Он был омыт внезапным ослепляющим светом, который кричал об опасности, и попытался закрыть свое лицо и голову. Это было как пробуждение от долгого, но судорожного сна, и ему казалось, будто все окна его внутреннего мира распахнулись и в душе образовался сквозняк.
Неожиданно, но вполне отчетливо он услышал голос: «Не проси прощения, как бы больно тебе ни было. Если ты начнешь извиняться, тебя начнут бить еще сильнее». Это был голос, который он слышал тогда в магазине и снова сегодня ночью, когда увидел свежую повязку на бедре у девушки, но Кавасиме казалось, что он слышит его в первый раз за многие годы. Это был тот самый голос, сейчас он осознал это яснее ясного, который всегда, с детских лет покровительствовал ему. «Не проси о прощении. Скоро последует новое нападение. Когда ты решишь, что все кончено, погляди ей в глаза. Если ты сможешь сделать это, случившееся не будет считаться поражением. Ты не проиграл, если можешь посмотреть ей прямо в глаза».
В тот момент, когда Тиаки поняла, что плачет, ее руки обвисли в изнеможении, и она обнаружила, что едва дышит. Слезы текли по ее щекам и капали на пол с подбородка. Она увидела одинокую слезинку, висевшую, как роса, на ее волосах, когда силы окончательно оставили ее. «Я растратила свой гнев, — подумала она. роняя открывалку на ковер. Я извела всю свою ярость. Мужчина, заметила она, украдкой смотрел на нее сквозь окровавленные пальцы. Какое-то недоумение читалось в его взгляде. Он рассердился? Он сейчас уйдет? Она представила, как будет обнимать его, молить о прощении, уговаривать остаться, но у нее в любом случае не было на это сил.
Девушка просто стояла перед ним с искаженным лицом, с сотрясающимися от рыданий плечами. «Посмотри на нее, — говорил голос. — Она плачет. Она испугана. Видишь? Можешь отпустить свою охрану: она заливается слезами, и у нее больше нет в руках оружия». Кавасима медленно опустил руки. Рукава его джемпера были испачканы кровью, левый глаз не видел, вся глазница была залита кровью. Тыльная сторона левой ладони тоже была вся в крови, но он едва чувствовал это. «Почему боль ушла, хотя я даже не пользовался своей техникой? Должно быть, сила голоса, — подумал он. — Голоса, который пришел откуда-то изнутри и раздавался в ушах. Голоса, который научил меня столь многому». Кавасима не слышал его с тех пор, как встретил Йоко. но он помогал ему в детстве. Только этому голосу он и доверял.
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
