Женщина повторяла без конца: «Я прилетела на Кубу, чтобы разобраться в собственном безумии». Худа она была невероятно. Остановившийся, невидящий взгляд, что-то вроде улыбки, затаившейся в углу рта, — она мне сразу показалась сумасшедшей. Сюда, в Варадеро, она прилетела прямым рейсом из Барселоны. Ее документы и туристическая карта были в полном порядке, но миграционному отделу она показалась подозрительной. А поскольку от Варадеро, где я жил, рукой подать до аэропорта, то меня пригласили в качестве переводчика.
Я живу на Кубе уже полтора года. Снимаю дом в Варадеро, это всего в двух часах езды от Гаваны. Местные жители кичатся тем, что их городок самый лучший курорт на всем острове Свободы. Здешний аэропорт даже принимает международные рейсы. По профессии я фотограф, но доходов от работы мне все равно не хватает, несмотря на всеобщую дешевизну. Поэтому я часто выступаю и в роли гида-переводчика для японских туристов.
В Гаване проживает с десяток японцев, включая работников посольства, а здесь, в Варадеро, насколько мне известно, я вообще один. Есть еще японские иммигранты во втором или третьем поколении, предки которых прибыли сюда для строительства резиденции и парка, принадлежавших Дюпону де Немуру.
Сам же я — странник, бродяга с «Никоном» и «Лейкой» на плече. В принципе я не такой уж милый и услужливый. Услужливому и милому человеку двадцати шести лет от роду на Кубе просто не выжить. Куба, во всех смыслах, страна «жесткой линии», и эдакий хлюпик там моментально свернет себе шею. Если бы эта приезжая, по словам служащих, явно «с приветом», была бы мужчиной, то черта с два погнал бы я свой старенький «мерседес» с трехсоттысячным пробегом в аэропорт. И если бы она показалась мне не очень похожей на актрису, которой она отрекомендовалась, то я бы без колебаний посоветовал работникам миграционной службы послать ее куда подальше, а потом преспокойно отправился бы домой.
Но, хоть она и выглядела весьма странно, она была настоящей красавицей. Она была настолько тонка, что ее глаза казались огромными. Мало того, мне показалось, что от нее исходило какое-то напряжение, или то было чувство собственного достоинства, не знаю.
— Кто вы? Вас учитель вызвал?
— Нет, я просто живу здесь недалеко.
Это были первые слова, которыми мы обменялись. Офис миграционной службы совершенно не проветривался, линолеум местами был разорван, и это напоминало больницу. Воняло потом, в воздухе висел дым и чувствовался крепкий запах местных сигарет, которые курили служащие бюро. Как только меня ввели, женщина попыталась что-то объяснить на французском языке, которого не знал никто из присутствующих. Впрочем, если бы кто-нибудь и владел французским, то все равно не понял бы ничего из того, что она говорила.
— Соблаговолите сказать учителю, что я прилетела сюда одна, чтобы разобраться в собственном безумии. Я должна сделать это.
Ее усадили на стул, сваренный из металлических трубок. Она не выказывала ни малейшего страха; ни дрожи, ни слез — ничего такого. Что удивительно, ни ее лицо, ни затылок, ни ее блузка с длинными рукавами совсем не намокли от пота.
— Я не понимаю, о чем говорит эта женщина, — сказал мне один из офицеров. — Все, что мы хотим, это знать, сколько времени она пробудет на Кубе и когда улетает отсюда. Ну а так как ее виза в порядке и мы знаем название ее гостиницы… нам ничего не остается, как отпустить ее.
На Кубе чиновники любого ведомства очень серьезны. Они в десять тысяч раз честнее своих мексиканских и в сто миллионов раз — своих колумбийских коллег. И они никогда не ждут и не требуют взяток.
Я спросил у женщины:
— Вы приехали сюда на отдых?
— Кто вы? Вас вызвал учитель? Он сказал, что приедет за мной в Варадеро. Правда, может быть, он мне и не говорил этого, впрочем, это не важно, я далека от мысли причинять ему беспокойство, разумеется, я… я… а где мы, собственно, находимся? Здесь? Нет, вы не обязаны отвечать мне, я прошу вас, не отвечайте, плевать мне на учителя, я всегда веду себя как чокнутая.
Мне следовало оставить в покое эту женщину и немедленно ехать домой. И мне ни за что не следовало впутываться в эту историю. Нужно было лишь сказать офицеру, что у нее помутился рассудок и что я ничего не могу поделать. А потом выйти вон из этой конторы, вернуться к себе по дороге, идущей вдоль берега моря, а дома перед сиестой выпить бутылочку «Атуэй-17», самого крепкого пива в мире, как говорят кубинцы, и забыть обо всем. Служба безопасности аэропорта должна была бы доставить женщину в посольство Японии, откуда ее бы доставили по адресу, указанному в ее паспорте, или по адресу ее проживания. В паспорте, который показал мне офицер миграционной службы, стояло ее имя — Рейко Сакураи. Сознаюсь: я подумывал так поступить. Я частенько заставляю молоденьких метисок позировать мне на пляже в Варадеро, на самом красивом пляже на планете, а все остальное время я провожу в гамаке с бутылочкой пивка. По правде говоря, женщины меня не интересуют. Но это не значит, что мне не выпадало случая потрахаться. Если местная женщина положила на вас глаз, она не будет это скрывать. Впрочем, я молод, я иностранец, у меня есть иностранная валюта и я говорю по-испански. Кроме того, на Кубе почти не существует проблемы СПИДа. Медицина здесь бесплатная, стремительно развивается сексуальный ликбез, а случаи заражений венерическими болезнями крайне редки по сравнению с остальными странами Латинской Америки и Карибского бассейна. Вирус иммунодефицита можно заработать лишь через воспаленные или изъязвленные детородные органы. Так что избегать женского общества не имеет смысла. Проблема заключается в том, что островитянки чрезвычайно темпераментны, они обладают поистине животной чувственностью. Вот уже почти три года, как я покинул Японию, я побывал в Мексике, в Панаме, Колумбии, в Доминиканской Республике и в Боливии и, наконец, оказался на Кубе. И в течение всего этого времени я ни разу даже не дотронулся до японки. А эта женщина была красива, несмотря на свои странности и на отчаянную худобу. Но в любом случае я остался не из-за всего этого, нет. С первого взгляда я был очарован той атмосферой, которую она распространяла вокруг себя. Это была какая-то особенная аура или манера поведения, под обаяние которой попадал всякий, кто только видел эту женщину. И я подумал, что поступил бы не лучшим образом, бросив здесь ее, не понимающую ни слова на языке страны, где все находится в руках у полиции.
— Вы, случайно, не господин Ватанабэ, что живет неподалеку от меня? А не Курихара, который живет в Париже, сразу за церковью Сен-Жермен? А что вы здесь делаете? Я вам говорила, что сто раз уехала бы из Парижа, а вы все пытались отговорить меня, но я уже сказала, мое решение окончательно и именно поэтому я прилетела сюда, а вы никогда ничего не поймете, вы и не догоняете, как можно жить с такой страстью и пылом, а? сколько времени? Полтора? Два года? Два года у меня нет никакой работы, хотя это никак не повлияло на мое решение покинуть Европу. Я стала там совсем сумасшедшей, разум мой помутился. Вы лезете из кожи вон, рассуждая о культуре и истории в этом городе из камня, стали и сухих листьев, это не скука, это настоящее безумие, не такое, как у вас, это вам не просто жить в Париже и пить дешевое вино и «Перно» в кафе, предаваясь воспоминаниям или рассуждениям о том, куда катится мир, и так без конца. Вам этого будет достаточно, вы даже не попытаетесь понять, о каком безумии я говорю вам, да, знаете ли, мне больше не нужно рассказывать о своих воспоминаниях или судить о путях земных… впрочем, об этом мне говорил учитель: все, о чем люди говорят, — это о своих воспоминаниях и о том, куда катится мир… четыре года назад он оставил запись на моем автоответчике: «Рейко, позвони мне, даже если теперь все кончено между нами, нам не остается ничего, как только говорить о воспоминаниях и о том, куда катится мир»… это был его последний звонок, и я была точно такого же мнения, поэтому я и предпочла безумие, и приехала сюда, на Кубу, с которой у меня связано много воспоминаний… сильный ветер, овевающий ваше тело, этот ветер, ветер, и свет, сейчас солнце еще высоко и его пока не видно, но вот когда я была с учителем, я всегда любовалась розовым и фиолетовым цветом закатного неба… но я прилетела сюда не ради ветра или солнечных закатов, и даже не для копаний в своем прошлом, я не собираюсь заниматься самоистязанием… я вам только что говорила, что приехала сюда, чтобы разобраться со своим безумием.
