Иногда он вместе с матерью очень рано утром входил в покои королевы, чтобы принести Агналейн эль и черный хлеб, с которых королева начинала каждый свой день. Солдатская еда, сокрушалась его мать с явным неодобрением. Но Нирин не понимал, почему такой завтрак не подходит королеве. Мать иногда отдавала ему кусочки, недоеденные королевой, и Нирину они очень нравились: хлеб был плотным и влажным, крепко посоленным и пропитанным черным сиропом; это было куда вкуснее, чем овсяные лепешки, которые давали ему на кухне.
— Может, такая еда и была хороша на поле боя, когда она еще была воином! — недовольно ворчала мать, словно великая королева разочаровывала ее.
И такое же разочарованное лицо бывало у нее, когда утром она заставала в постели королевы какого-нибудь молодого лорда, что случалось довольно часто. Нирин ни разу не видел в покоях Агналейн одно и того же юношу дважды. И это тоже его мать не одобряла, хотя никогда не сказала ни слова, да еще и отодрала его за уши, когда он спросил, все ли они — мужья королевы.
Днем коридоры дворца заполняли мужчины и женщины в прекрасных одеждах и сверкающих драгоценностях, но Нирин и его мать должны были поворачиваться лицом к стене, когда вельможи проходили мимо. Им не разрешалось разговаривать с придворными или как-то привлекать к себе внимание высоких особ. Слуга обязан был оставаться невидимым, как воздух, так объясняла ему мать, и мальчик скоро выучился вести себя по правилам. А лорды и благородные дамы действительно совершенно не замечали ни его самого, ни его мать, ни толпы других слуг, скользящих мимо с корзинами грязного белья высокородных господ.
Но однажды королева заметила Нирина — когда мать не успела вовремя оттолкнуть его в тень, подальше с глаз ее величества. Агналейн наклонилась над мальчиком, чтобы рассмотреть получше. От нее пахло цветами и кожей.
— У тебя шкурка как у лисички, — сказала королева. — Ты маленький лисенок, да? — Она хихикнула, осторожно запуская пальцы в его рыжие волосы. Голос у нее был хриплый, но добрый, а когда она улыбалась, вокруг темно-голубых глаз разбегались морщинки. Нирин никогда не видел, чтобы его мать так улыбалась. — А какие глаза! — продолжала королева. — С такими глазами ты многого достигнешь. Чем бы ты хотел заниматься, когда вырастешь?
Ободренный ее ласковым тоном, Нирин застенчиво показал на ближайшего стража:
— Я бы хотел стать таким и носить меч!
Королева Агналейн расхохоталась.
— А прямо сейчас ты хотел бы взять меч? Хотел бы рубить головы предателям, которые подкрадываются, чтобы убить меня?
— Да, твое величество, я их всех убью! — мгновенно ответил Нирин. — И еще я буду кормить рыбок.
Когда Нирин достаточно подрос, чтобы носить воду для поливки, он перестал бывать во дворце. Отец приставил его к садовым работам. Для придворной знати садовники тоже оставались невидимками, однако и отец Нирина словно не замечал их. Его вообще не особо интересовали люди, он был слишком застенчив и робок со всеми, даже с острой на язычок матерью Нирина. Прежде Нирин никогда не обращал особого внимания на этого человека, но неожиданно обнаружил, что его отец очень много знает.
Он не отличался терпением и не любил много говорить, но научил мальчика, как отличать цветочную рассаду от сорняков, вылезших на клумбах, как красиво подвязывать фруктовые деревья на шпалерах вдоль стен, как находить больные растения и когда прореживать клумбы или подрезать кусты, чтобы заставить их цвести пышнее. Нирин скучал по рыбкам, но открыл в себе талант к садовому делу и получал удовольствие от своих новых обязанностей. Особенно ему нравилось брать в руки большие бронзовые ножницы для стрижки кустов и деревьев и срезать сухие ветки и лишние побеги.
У него по-прежнему не оставалось времени на игры или поиски друзей. Вместо того он просто влюбился в сад, наблюдая за его перерождением с каждым новым временем года. Некоторые растения без постоянного ухода сразу погибали, зато сорная трава буйно разрасталась, если ее не уничтожали каждый день.
* * *
Никто и не подозревал, что Нирин родился с магическим даром, пока ему не исполнилось десять лет. Но вот однажды компаньоны Эриуса решили развлечения ради побросать камни в сына садовника.
Нирин подстригал розовый куст и изо всех сил старался не обращать внимания на компаньонов. Он должен оставаться невидимым, даже когда совершенно очевидно, что молодые лорды отлично видят его и считают замечательной мишенью. Но даже если бы они были простыми крестьянами вроде него, он бы не стремился им ответить. Он просто не знал, как это сделать.
Компаньоны и раньше дразнили и поколачивали его, но мальчик всегда втягивал голову в плечи и отводил глаза, делая вид, что его здесь нет. Однако в самой глубине его сердца и ума шевелилось нечто темное, только он слишком хорошо знал свое место, чтобы выказать нечто похожее на гнев в отношении тех, кто стоял неизмеримо выше его.
Но в этот раз все вышло по-другому. В тот день они не просто дразнили его. Нирин продолжал подстригать куст, аккуратно убирая ненужные побеги и стараясь не задеть ножницами пальцы. Отец пропалывал клумбу по другую сторону этого же куста. Нирин видел, как отец бросил взгляд на компаньонов и тут же вернулся к работе. Он ничем не мог помочь сыну.
Камни падали вокруг мальчика, ударяя его по ногам и отскакивая от деревянной шпалеры рядом с его головой. Ему было страшно, ведь компаньоны учились воинскому искусству и могли сильно поранить его, если бы захотели. Он чувствовал себя маленьким и беспомощным, но внутри у него снова что-то шевельнулось… в самой глубине души, только на этот раз движение ощущалось намного сильнее, чем прежде.
— Эй ты, сын садовника! — крикнул один из его мучителей. — Да ты отличная мишень!
За словами последовал камень, ударивший Нирина точно между лопатками. Нирин застонал от боли, сжав ветку розового куста. Шипы вонзились в пальцы, на коже выступили капельки крови. Он наклонил голову, закусив губы.
— Да он ничего не чувствует! — расхохотался другой мальчик. — Эй! Ты что, бык толстокожий?
Нирин крепче прикусил губы.
«Оставайся невидимым».
— А ну-ка, посмотрим, что ты теперь скажешь!
Следующий камень ударил его в ногу, как раз там, где кончалась туника. Камень оказался острым, удар — сильным. Но Нирин сделал вид, что ничего не заметил, и продолжал срезать лишние отростки, только сердце его колотилось так, как никогда прежде.
— Я же говорил! Точно бык, такой же тупой и толстокожий!
Еще один камень ударил его в спину, за ним другой.
— Эй, рыжий вол, повернись! Нам твоя рожа нужна, вот будет мишень!
Следующий камень ударил Нирина в затылок, так сильно, что мальчик уронил огромные ножницы. Не в силах защититься, он просто коснулся рукой затылка и почувствовал щиплющую боль там, где ударил камень. Он посмотрел на пальцы и увидел кровь.
— Наконец-то проняло! Дай-ка ему еще раз, посильнее, посмотрим, обернется ли он!
