Но в то Светлое воскресение я вместо всего этого сидела дома на диване. Двое полицейских усердно рылись в наших вещах, а Боб Спаркс меня допрашивал. Ему хотелось узнать, была ли у нас с Гленом нормальная половая жизнь. Называл он это как-то иначе, но имел в виду именно ее.
Я даже не представляла, что ему ответить. Это так ужасно, когда о подобных вещах спрашивает посторонний. Боб глядел на меня в упор, рассуждая о моей половой жизни, – и я была не в силах ему помешать.
– Разумеется, нормальная, – ответила я инспектору. Я не очень понимала, что он имел в виду и почему вообще об этом спрашивал.
На мои вопросы полицейские ничего не отвечали, продолжая задавать свои. Спрашивали о том дне, когда исчезла Белла. Почему я оказалась в четыре часа дома вместо того, чтобы быть на работе? В какое точно время Глен вошел в дверь? Откуда я знала, что это было именно четыре часа? Что еще произошло в тот день? Сверяя все сказанное, они снова и снова проходились по тем же вопросам. Рассчитывали, что я где-то ошибусь, однако я не сбилась ни разу, цепко придерживаясь своей версии. Мне не хотелось как-то навредить Глену.
К тому же я точно знала, что он, мой Глен, ничего бы подобного не сделал.
– Скажите, миссис Тейлор, а вы когда-нибудь пользовались тем компьютером, что мы забрали из кабинета вашего мужа? – внезапно спросил Боб Спаркс.
Компьютер они забрали накануне, после того, как обыскали верхний этаж.
– Нет, – отозвалась я каким-то приглушенным писком, словно мое горло пыталось выдать и меня, и сидящий во мне страх.
Накануне полицейские отвели меня наверх, и один из них уселся перед клавиатурой, попытавшись запустить компьютер. Экран засветился – но больше ничего не произошло, и у меня спросили пароль. Я ответила, что вообще не знаю, что там есть какой-то пароль. Мы попытались ввести мое имя, и наши с мужем дни рождения, и «Арсенал», любимую команду Глена. В итоге они отключили компьютер и забрали с собой, чтобы «вскрыть» уже в отделении.
Стоя у окна, я глядела, как они отъезжают от нашего дома. Я знала, что они что-то там непременно найдут, – но не представляла, что именно, и даже гадать не пыталась. Как потом оказалось, я и вообразить не могла, что они увидят. Когда на следующий день ко мне вновь нагрянули с вопросами полицейские, детектив Спаркс обмолвился, что там были фотографии и видео. Какие-то жуткие изображения с детьми. Я ответила, что Глен никак не мог к себе их поместить.
Думаю, именно полицейские выболтали газетчикам имя Глена, поскольку уже на следующее утро после возвращения мужа из участка нас стала домогаться пресса.
Когда Глен появился вечером в дверях, он выглядел таким опустившимся и измученным. Я сделала ему тосты и придвинула свой стул к нему поближе, чтобы обхватить его руками.
– Это было ужасно, Джинни. Они совершенно не слушают, что я говорю, только все продолжают и продолжают давить.
Я расплакалась, не в силах себя удержать, – казалось, Глен настолько всем этим раздавлен.
– Ну, милая, не плачь. Все будет хорошо, – утер он большим пальцем мои слезы. – Мы же оба с тобой знаем, что я бы у ребенка и волоска на голове не тронул.
Я и так в этом не сомневалась, но теперь, услышав это от Глена, испытала такое облегчение, что в чувствах снова стала его обнимать и вляпалась рукавом в масло.
– Я знаю, что ни за что б не тронул. И я не выдала, что ты в тот день вернулся поздно, Глен. Я сказала полицейским, что ты был дома в четыре.
И муж искоса, как бы испытующе, поглядел на меня.
Он сам попросил меня сказать эту ложь. Вечером того дня, когда в новостях сообщили, что полиция разыскивает водителя голубого фургона, мы сидели вместе, пили чай. Я сказала, что, наверное, Глен должен бы сам им позвонить и сообщить, что в тот день, когда пропала девочка, он как раз ездил на голубом фургоне в Хэмпшир, чтобы на него не пало подозрение.
Глен посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом.
– Это означает, Джинни, накликать на себя беду.
– Что ты имеешь в виду?
– Видишь ли, когда я туда ездил, я выполнял один маленький посторонний заказ. И доставку ту я сделал вместо одного приятеля, чтобы заработать нам лишние деньги. Если хозяин об этом прознает, он меня просто уволит.
– А если твой босс сам доложит полиции, что ты ездил туда на голубом фургоне?
– Не доложит, – уверенно ответил Глен. – Он не очень-то жалует полицейских. Но даже если и доложит, мы просто скажем, что я вернулся домой к четырем. И тогда все будет в порядке. Договорились, любовь моя?
Я согласно кивнула. Да и вообще, он же позвонил мне где-то около четырех, чтобы сказать, что скоро поедет домой. Предупредил, что мобильник его «сдох» и он звонит мне из гаража.
Ведь это практически то же самое, не так ли?
– Спасибо тебе, любимая, – сказал Глен. – На самом деле это не такая уж и ложь. Я ведь уже собирался домой. Но мы же не хотим, чтоб мой босс узнал, что я делал какую-то халтурку на стороне. Мы же не хотим усложнять себе жизнь и не хотим, чтобы я потерял работу. Верно я говорю?
– Да, конечно, не хотим.
Я сунула еще хлеба в тостер, с удовольствием вдыхая потянувшийся из него уютный запах.
– А куда ты ездил с этой своей халтуркой? – поинтересовалась я. Так, просто спросила.
– Куда-то возле Брайтона, – ответил Глен, после чего мы какое-то время сидели в молчании.
На следующее утро после допроса полицейских к нам постучался первый репортер – молодой парнишка из местной газеты. С виду очень милый паренек. Весь рассыпался в извинениях.
– Простите, что вас беспокою, миссис Тейлор, но, пожалуйста, нельзя ли мне поговорить с вашим мужем?
Глен вышел из гостиной как раз в тот момент, когда я спросила парня, кто он такой. Едва услышав, что тот из газеты, муж резко развернулся и скрылся на кухне. А я осталась стоять, совершенно не понимая, что делать дальше. Напуганная тем, что, как бы я парнишке ни ответила, все будет не слава богу.
Кончилось тем, что Глен выкрикнул из кухни:
– Мне нечего вам сказать. До свиданья!
А я поспешно закрыла за ним дверь.
После этого случая мы быстро научились общаться с прессой. Мы не отвечали на дверные звонки. Сидели себе тихо в кухне, пока не слышали снаружи удаляющиеся шаги. И надеялись, что на этом все и кончится. Какое там! Газетчики топали к соседям, стучась и в ближайшие двери, и через дорогу, заглядывая и в журнальный киоск, и в паб. Короче, ломились во все двери, чтобы добыть хоть каплю лишней информации.
Не думаю, что Лайза из соседнего дома сразу стала им что-то рассказывать. А другие соседи и вовсе мало что могли сообщить. Однако газетчиков это не могло остановить. Им нравилось все то, что у них выстраивалось в целом, и спустя пару дней после того, как отпустили Глена, про нас писали уже все газеты.
