– Ну?
– Откровенно говоря, есть опасения, что у него до сих пор есть и какой-то контакт с тем миром… Ну ты понимаешь – с миром, откуда исходит Великий голос.
– То есть вы просто боитесь его убить или посадить в тюрьму, забрать его имущество, потому что думаете, что за него может прийти месть со стороны этого вашего голоса или пришельцев?
Франт сделал несколько шагов назад, к двери, посмотрел на путешественника зло и испуганно одновременно, как загнанная в угол крыса.
– Мы никого не боимся. Но главное наше качество, которое позволило выжить в Великой войне, а затем, преодолев некоторые перегибы, процветать, благодаря мудрости Совета старейшин, – наша способность приспосабливаться и не делать необдуманных, рискованных поступков, подходить к решению вопросов взвешенно и разумно.
– Мне так не показалось, судя по вашей истории.
– Ты же видишь, мы живём, как хотели. Мы всем управляем. Мы победили всех.
– Да, но как живёте…
– Так, как хотели! – металлическим голосом отчеканил сын члена Совета.
– Вопросов больше не имею! – развёл руками мужчина. – А какие на сегодня планы, уточнил у отца?
– Да, – расслабился довольный сменой темы Бегемотик, – сейчас переоденусь, и мы поедем в редакцию газеты. Отец разрешил сделать про вас статью.
– Ух ты! Но мне же, наверное, подготовиться надо? Какие-то там вопросы…
– Не переживай! – ухмыльнулся франт. – Они там знают, как делать газету, это наши люди. Что бы ты ни сболтнул, выйдет так, как нужно. Вообще не уверен, что тебя будут о чём-то спрашивать, мы просто тебя покажем, они сделают снимок и сами напишут что надо.
Когда подали экипаж из старого, практически антикварного «Бьюика» с впряжённой в него двойкой коней, украшенный полосками серебра вместо облупившихся хромированных деталей, наш герой только сдержанно улыбнулся, пробормотав: «Ну я что-то такое себе и представлял». Залез безропотно в салон, трогательно застеленный коврами, и принялся разглядывать окрестности. Сегодня в городе было оживление: по улицам куда-то направлялись большие компании людей, все с флажками в руках.
– Слушай, я впервые вижу у вас людей на улице. А где они все по обычным дням?
– Как где? Работают! – удивился Бегемотик.
– Ну не все же! Есть ведь дети, домохозяйки, старики…
– Все должны работать. Если человек ходит при свете дня на улице – значит, он бездельник и заслуживает наказания! Труд у всех разный: кто-то в полях, кто-то в мастерских, кто-то в учреждениях, а кто-то дома.
– Но ведь дома люди могут отдыхать и бездельничать, укрывшись от лишних глаз…
– Могут. Но этого же никто не будет видеть. Значит, и нарушения Великого устного закона, предписывающего всему обществу неустанно трудиться, нет.
– То есть как это? А если я украл что-то, и никто не видел, или убил кого?
– В этом случае есть пострадавшие, значит, есть преступление. А если ты бездельничаешь, твоё преступление – против общества труда, и оно в том, что ты своим бездельем можешь развращать остальных, в этом основная опасность. Потому что побочная опасность – что ты станешь беден и не сможешь кормить семью, она по тебе же и ударит, это никого уже не волнует. Но если никто не видит, что ты бездельничаешь, получается, что и преступления против общества нет. Есть преступление против самого себя, и ты сам себя же и караешь.
– Глубоко!
– Наши законы мудры, я не устаю этого повторять, а ты всё время сомневаешься.
Ехали недолго. Экипаж остановился у неприметного двухэтажного здания, чьё важное государственное значение выдавал только лозунг над входом: «Великий голос – наш рулевой, Совет старейшин – наша мудрость!».
– Ёмко! – похвалил путешественник.
В редакции на удивление было пустынно, никакой беготни репортёров между кабинетами, никаких криков и бешеного стука клавиатур или что тут у них – наверное, печатных машинок. Совсем не так представлял себе будни газеты наш банковский клерк. Это вообще была первая редакция, которую он посещал в жизни, и сравнивать, в общем-то, было не с чем, разве что с кино, но в кино ведь всегда привирают…
Они зашли в кабинет главного редактора на втором этаже, причём сын члена Совета открыл дверь ловким пинком. Из-за громадного стола выглядывала маленькая лысая голова уставшего от жизни человека. Увидев вошедших, человек фальшиво улыбнулся и встал, раскинув руки как бы для объятий. Объятия тоже оказались фальшивыми: пока он шёл в своём на удивление сером в этом мире ярких одежд костюме мимо бесконечного стола, видимо, должного компенсировать его собственные скромные размеры, руки опустил. Подошёл, всё ещё держа на лице подобострастную маску, слегка поклонился Бегемотику, потом повернулся к чужаку и медленно, словно засыпая, моргнул. Видимо, это было приветствие. Путешественник улыбнулся во все зубы и наклонился, чтобы мелкому редактору, чей взгляд упирался ему прямо в грудь, было видно его радушие.
– Как вы тут? – подчёркнуто покровительственным тоном спросил франт.
– Благодаря заботам мудрейших и знатнейших старейшин, наши дела идут прекрасно, трудимся на благо нашего вечного общества! – ласково вылил ушат липкого словесного мёда редактор.
Бегемотик, преобразившийся с момента входа в это здание в точную, но уменьшенную копию своего гиперважного папаши, по-хозяйски прошёлся по кабинету, оглядывая стены, мебель, потолок так, будто собирался это всё купить и искал какие-то шероховатости и скрытые дефекты.
– Так-так-так… – задумчиво, но очень чётко сказал он.
Редактор вжал и без того не особо выдающуюся голову в плечи. Видимо, он подозревал, что «так-так-так» на самом деле означает, что что-то не так.
– Трудимся, значит… – Бегемотик продолжал напускать чиновничьего пустого бреда, призванного подчеркнуть его статус и продемонстрировать, что голова его каждый момент забита важнейшими мыслями о процветании не только этого конкретного предприятия страны, но и всех остальных, вместе взятых и каждого по отдельности.
Редактор вежливо, но многозначительно вздохнул (не исключено, что именно так здесь выпрашивали себе прибавку к жалованью).
– Ну ладно, времени у нас мало: дела, дела… Зовите репортёров.
– Сей момент! – серый маленький человек не только сказал это по-лакейски, но так же и двинулся к двери – спиной, не теряя из виду важного сына важного человека.
Когда он вышел, мужчина вполголоса обратился к сыну члена Совета:
– А ты или твой отец – владельцы газеты, получается?
– Нет. Не совсем. Газету финансирует Совет. И чтобы не было разногласий никаких, обид всяких, после того как две газеты объединили в одну, решили так: в газете будет двенадцать страниц, по числу членов Совета. И каждый из членов Совета курирует одну из полос – так эти газетчики страницы почему-то называют, ну и нас приучили. То есть куратор распоряжается, какие туда поставить новости и статьи. Эти двенадцать полос по очереди меняются, опять же, чтобы соблюсти равенство: если у тебя на этой неделе была первая страница, значит, на следующей неделе будет вторая, а тот, у кого была двенадцатая, получит первую.
