– Да.
– Но ведь этим мы и занимаемся уже не первый месяц. Вы проводите эксперименты по транспортировке растений. Графиня шьет костюмы и изучает османские обычаи. Янсен проверяет все морские и сухопутные маршруты, в то время как Жюстель…
– Нет, я не это имею в виду.
– А что же?
– Сколько грабежей предприняли гераклиды в их текущем составе? Во сколько замков мы проникли, сколько стражников обманули и обезоружили? Сколько раз нам удалось уйти с добычей, потому что мы слепо доверяем друг другу, потому что каждый инстинктивно знает, как будет вести себя другой человек?
– Этот вопрос кажется мне риторическим.
– Однако же он важен.
Услышав шаги, они обернулись. В зал вошел Пьер Жюстель.
Овидайя поглядел на Марсильо.
– Вы имеете в виду, что нам нужно что-то вроде того, что в театральной среде называют генеральной репетицией? Что-то вроде тренировки?
Марсильо кивнул и хотел еще что-то добавить, однако Жюстель опередил его:
– Доброе утро, месье. Могу ли я попросить у вас чашку кофе?
Француз выглядел еще более помятым, нежели генерал. Овидайя задумался, не помешало ли что-то ему уснуть, после того как все они разошлись по своим комнатам, – интерес Жюстеля к графине был очевидным. Взаимен ли он? Он поднялся, взял серебряный сосуд, стоявший на каминной полке, налил из него немного кофе в чашку и протянул Жюстелю. Тот отпил, и брови у него поползли вверх:
– Черт возьми, какой крепкий! И отличный.
– Благодарю, месье, – произнес Марсильо. – Я отдал слугам строгий приказ готовить его в точности так, как готовили во время похода янычары, элитные турецкие солдаты.
– А их способ отличается от здешнего? – поинтересовался Жюстель. – То есть, я хочу сказать, не считая того, что вы здесь, полагаю, не используете воду из Темзы.
– Во-первых, они не хранят его в бочонках, – ответил Марсильо.
– А что вы имеете против доброго кофе из бочонка? – удивился Овидайя.
Марсильо презрительно фыркнул:
– Дорогой друг, подогревание уже сваренного кофе – дурная английская традиция.
– Вряд ли это можно делать иначе. Как и любой разливаемый в общественном месте напиток, кофе подлежит обложению королевским налогом на напитки. А для его исчисления кофе нужно сначала налить в бочонки указанного размера.
– Во Франции такого закона нет, – отозвался Жюстель. – Поэтому, например, в кофейне «Дез Аволь» кофе каждое утро варят свежий и не хранят никогда дольше десяти, максимум двенадцати часов. По моему мнению, это обеспечивает хороший вкус.
Марсильо тоже налил себе чашку.
– Турок поил бы им коней. Каждый напиток заваривают свежим в джезве, стальном кубке вроде этого.
– Сдается мне, это обычная восточная склонность к эффектам, – возразил Жюстель.
– Возможно. Но именно так я и велю его готовить, и только что вы весьма хвалили результат.
Гугенот снова отпил из чашки, шумно прихлебывая.
– Предполагаю, что во время путешествия нам доведется побывать и в турецких кофейнях, не так ли, мистер Челон?
– Полагаю, что так.
Марсильо засопел:
– Мне подойдет любой способ приготовления этого напитка, если я так устал, как сегодня утром. Единственные кофейни, в которые меня даже силой не затащишь, – это венские.
– Почему?
– То, что там делают с кофе, просто омерзительно.
Оба мужчины выжидающе глядели на генерала. По лицу Марсильо Овидайя видел, что болонец радуется возможности с самого утра поделиться своей первой страшной историей.
– Как вам известно, австрийцы – чрезвычайно изнеженный народ. А хуже всего венцы. Они считают кофе слишком горьким напитком, – презрительно фыркнул он, – и поэтому смягчают его по своему вкусу.
– Медом, граф? – поинтересовался Жюстель.
– Нет, они добавляют туда тростниковый сахар. Уже это само по себе достаточно отвратительно. Но кроме того, – и он с ужасом воздел руки к небу, – они вливают в него сливки!
– Нет!
– Клянусь вам!
Все согласились с генералом, что идея эта поистине отвратительна. Покачав головой, Жюстель устроился в шезлонге и на миг уставился в бездонную черноту своей кофейной чашки, а затем поднял голову и поглядел на Овидайю:
– Скажите, сэр, когда мы встретимся снова? И когда все начнется по-настоящему?
Овидайя поставил чашку на столик и сел напротив Жюстеля.
– Как вам известно, каждому из нас нужно осуществить еще много приготовлений. Что касается вас, то я попрошу в первую очередь использовать связи с вашими собратьями по вере и переправить нашу экипировку в Левант таким образом, чтобы об этом не пронюхали французы. Полагаю, никто не сделает этого лучше гугенота-эмигранта.
Жюстель улыбнулся несколько натянуто.
– Продолжим о канатах. Рисунки, которые я переслал вам, понятны?
– Мне, честно говоря, лишь частично. Но я показал их своему дяде, который заявил, что точно знает, как вяжут такие канаты. Наша канатная мастерская в Спиталфилдсе уже работает над этим.
– Отлично. Я сегодня же вернусь в Лондон, равно как и остальные. Если в ближайшие четыре недели вы не получите от меня иных известий, отправляйтесь в путешествие в Амстердам. Планируйте таким образом, чтобы прибыть туда в начале июня. В «Карпершук», кофейне на Мартеларсграхт, для вас будет оставлено сообщение.
– А потом?
– Поедете дальше, в указанное в сообщении место, которое, это я уже могу сказать вам, тоже находится в Генеральных штатах.
Жюстель допил кофе, посмотрел сначала на Овидайю, затем на Марсильо.
– Если я верно понял ваши слова, получается, что я должен ехать один. Разве не лучше было бы, если бы мы поехали все вместе?
Марсильо покачал головой:
– Лучше по отдельности.
– Вы сами сказали, граф. Беглый гугенот, впавший в немилость к «королю-солнце» генерал, мошенница, пират и фальшивомонетчик – такая пестрая команда, без сомнения, привлечет к себе внимание. Нет, мы отправимся к месту встречи поодиночке. А пока мы еще в Лондоне, каждый будет сам по себе. Только позднее мы будем путешествовать вместе в маскировке, которую подготовит для нас графиня.
При упоминании да Глории молодой человек едва заметно вздрогнул. Очевидно, он надеялся, что теперь станет видеться с ней регулярно. Придется ему еще немного потерпеть жжение в членах.
– Понимаю, сэр. – Он поднялся. – А теперь прошу меня извинить, я обещал графине сопровождать ее во время утренней прогулки.
Он поклонился и вышел из комнаты. Марсильо улыбнулся Овидайе: