— Ты правда… в меня веришь? — недоверчиво спрашивает он.
— Да, — просто отвечаю я. — Не знаю почему…
Он берет мою руку и с чувством сжимает ее.
— Спасибо.
В эту минуту мне кажется, что сейчас он сгребет меня в объятия и взмолится о том, чтобы я забыла о его заявлениях, потому что теперь они утратили всякий смысл. Скажет, что я была права, предположив, что ему всего-то надо дождаться ту единственную женщину, которая сумеет растопить лед в его сердце. И что он наконец-то встретил ее, точнее наконец понял, что она жила по соседству целых три года, но принадлежала другому, поэтому он и не смел с ней сближаться, хоть и чувствовал, догадывался…
Но Нейл кладет мою руку на кровать и снова напускает на себя задорный вид. У меня падает сердце.
— Итак, похоже, нам стоит заключить еще одну сделку. На сей раз устно, не на бумаге.
Растерянно моргаю и чувствую, что выгляжу до смешного глупо.
— Какую еще сделку?
— О соседском понимании и дружбе, — торжественным голосом объявляет он. — Я, Нейл Барлоу, и ты, Сиара Купер, отныне и на все то время, которое мы будем жить в нашем комплексе, обещаем быть друг для друга добрыми приятелями.
Вымучиваю улыбку, хоть и губы будто одеревенелые.
— Что это значит?
— Ничего особенного, — более тихо, даже опять с грустинкой объясняет он. — Просто теперь, хотим мы того или нет, жить по-прежнему у нас не получится.
Вопросительно приподнимаю брови и не осмеливаюсь задать очередной вопрос, а сердце замирает в надежде.
— Теперь мы будем не просто соседями, а соседями, знающими друг о друге такое, что неведомо и самым закоренелым сплетникам. Это никого ни к чему не обязывает, — торопливо добавляет он, и мои слабые чаяния вновь угасают. — Просто здороваться мы будем сердечнее, а спрашивать «как дела?» не из вежливости, а потому что будет интересно знать ответ. Во всяком случае, я на это надеюсь, — произносит он, поднимаясь с кровати.
Черт! Мне до того обидно, что, кажется, останься я сейчас одна, от души поплакала бы.
— Время от времени можно даже приглашать друг друга на бутылочку пива, — приостанавливаясь, но избегая встречи со мной взглядом, говорит Нейл. — Ну или хотя бы на чашку кофе.
Я задыхаюсь от обиды и отчаяния. Пиво! Да будь оно неладно!
— Да, кофе будет куда лучше. Пиво я, признаться, терпеть не могу.
Нейл внимательно смотрит на меня, словно почувствовал, что думаю я вовсе не о напитках.
— Почему же ты мне не сказала? Тогда, когда я позвал тебя к себе?
Кривлю губы.
— Было не то настроение.
Он кивает.
— Ладно. Кофе так кофе. Непременно запомню, что угощать тебя пивом не стоит.
В это мгновение от желания соскочить с кровати, крепко обнять его и пообещать, что, если мы попробуем быть вместе не в шутку, а всерьез, я приложу все усилия, чтобы исцелить его, у меня немного мутнеет перед глазами. Я уже набираю полную грудь воздуха, когда понимаю, что, если бы я настолько понравилась ему, он бы сам сделал первый шаг, и мой безумный порыв сходит на нет.
Уползаю к противоположной спинке кровати и натягиваю на себя простыню до самого подбородка. Нейл уходит к двери, гасит свет, снимает брюки, ложится на матрас и произносит:
— Спокойной ночи, Сиара.
Его голос звучит нежно, но я слышу в нем издевательские нотки, даже жалость, будто знаю наверняка, что ему известно, о чем я думаю, и в душе он смеется надо мной. Чувство такое, что меня бросили за одну неделю второй раз и что оправиться от этого позора уж точно не получится.
— Сиара? — с легкой тревогой зовет Нейл.
Вздрагиваю.
— Что?
— Я пожелал тебе спокойной ночи. Ты не услышала?
— Гм… Наверное, нет. — Натянуто хихикаю. — Задумалась. И очень хочу спать. — Я солгала. В сон меня по-прежнему не клонит. — Спокойной ночи.
В комнате снова воцаряется тишина. Смотрю на окно, слабо освещенное уличным фонарем, и с отчаянием раздумываю: видимо, не суждено мне стать его избавительницей. И придется довольствоваться лишь ролью друга, с которым время от времени можно попить пивка. Точнее, кофе.
9
Погода резко испортилась. Небо затянули привычные в Англии мышино-серые тучи, то и дело накрапывает дождь, а прошлой ночью бушевала гроза.
Мы второй день в Суссексе. От прогулки по окрестностям из-за ненастья приходится отказаться, довольствоваться свежим воздухом остается лишь в минуты затишья и когда с неба не сыплет противная дождевая пыль.
Хорошо, что я прихватила с собой свитер. Увы, один-единственный, другой теплой одежды у меня нет. Вчера я поскользнулась в грязи за оградой и шлепнулась, поэтому вечером положила свитер в стиральную машину, и сегодня, когда все Барлоу, хозяин и его гость — давнишний приятель — собираются в саду, я, так как свитер еще влажноватый, вынуждена извиниться и пообещать, что присоединюсь к компании чуть позже.
Надо придумать, как побыстрее его высушить. Спускаюсь на кухню и обращаюсь к поварихе, кругленькой, невысокой говорливой женщине, которая, судя по рассказам, служит у Хэнка с незапамятных времен:
— Гвен, есть в доме обогреватель или теплая большая батарея? — Показываю ей свитер.
Гвен мгновенно смекает, что мне нужно.
— Теплые батареи летом есть только в ванных, но они изогнутые и тонкие. — Она качает головой. — Не подойдут. — А обогреватели по весне выбросили. К октябрю купят новые.
— По-видимому, мне придется весь день торчать в доме, — вздыхаю я.
Гвен живо взмахивает полной рукой.
— Глупости. Сейчас мы что-нибудь придумаем. — Она подбоченивается и обводит свое царство — просторную кухню — внимательным взглядом. — О!
Поворачиваюсь туда, куда смотрит она, и вижу сбоку буфета две длинные деревянные рейки. Гвен уверенным жестом берет обе, придвигает к плите табурет и кладет их на верхушки посудных полок, что висят на стене по обе стороны плиты.
— Очень мокрый? — деловито осведомляется она.
— Да нет, — отвечаю я, прикидывая, не опасно ли прибегать к столь хитроумным методам.
Гвен подходит ко мне и берет у меня свитер.
— Минут пятнадцать — и сможете спокойно его надеть.
— Думаете? — нерешительно спрашиваю я.
— Уверена, — отвечает Гвен, убирая с плиты большую кастрюлю и казанок и зажигая все конфорки. — Я сама не раз выходила из подобного положения именно так. — Вновь поднимается на табуретку и вешает свитер над огнем.
Я слежу за ней, гадая, не упадут ли рейки и не загорится ли моя бедная одежка. Гвен с невозмутимым видом спускается на пол.
