Книга Духов день - Андреас Майер

Скоро туда подошел Буцериус, а потом появился и Бенно Гёц, и между ними завязался разговор, при этом необычайно разговорчивый сегодня Визнер рассказал множество самых разнообразных вещей. Между прочим, они поговорили и о том, как лучше познакомиться с девушкой. Этой темы они коснулись чисто случайно. Визнер с энтузиазмом принял участие в обсуждении. Буцериус защищал точку зрения, что с девушкой стоит знакомиться, только если чувствуешь, что она тебе полностью подходит. Ведь как все в жизни устроено — одни подходят друг другу, а другие нет. Южак-гессенец спросил, что это значит — подходят друг другу. Ну, когда оба — родственные души, то есть настроены на одну волну, сказал Буцериус. Когда одни и те же интересы или находишь удовольствие в одном и том же, любишь слушать ту же музыку, имеешь общих друзей, занимаешься одним видом спорта или сходишься еще по каким-то параметрам, что тоже в порядке вещей. То есть это значит, сказал южак-гессенец, если оба — родственные души, то в компании, где они оказались вместе, их словно притягивает друг к другу как бы автоматически, он это имеет в виду? Да, сказал Буцериус, он думает, это именно так. Южак сделал из сказанного вывод: значит, это вовсе не зависит от волевого решения или намерения одного человека, а происходит так, само собой? Да, сказал Буцериус. Визнер: неужели он никогда не влюблялся неудачно? Нет, почему же, сказал Буцериус, ему это знакомо, по крайней мере один раз с ним такое уже случалось. А с кем этого не случалось? Визнер: если он был влюблен несчастливо, то не следует ли это понимать так, что он чувствовал, как его влечет к девушке, а девушка ответного чувства не испытывала. Буцериус: факт, а что же еще. Девушка даже знать его не хотела. Визнер: а тогда, значит, они не были настроены на одну волну. Следовательно, родственность душ еще не причина, почему он добивается той или иной девушки. Такой вывод неотвратимо напрашивается сам собой. Quod erat demonstrandum.[15]Буцериус удивленно взглянул на своего дружка. Причина, почему он заговорил о причине? Это ему и самому прекрасно известно, бывает, увидишь девушку — и все, ты уже сам не свой, это происходит мгновенно. Визнер был в восторге от собственных умозаключений и просто рвался в бой, чтобы продолжить силлогистические рассуждения, которые все, так ему казалось, были отмечены печатью учености и мудрости. Итак, сказал он, как же это все-таки делают, как знакомятся с девушкой, когда хотят с ней познакомиться? Как с ней познакомиться, сказал Буцериус, он понятия не имеет, никогда об этом не думал. Визнер: в это он никогда не поверит. Он наверняка тысячу раз думал об этом, потому что каждый об этом думает. Буцериус: ну, если хочешь познакомиться с девушкой, следует вести себя любезно и приветливо по отношению к ней. Угадывать любое ее желание, считывать с губ. Посылать сигналы о том, как она тебе нравится. Южак с интересом слушал Буцериуса, но смеялся. Нет, сказал Визнер, это как раз самое ошибочное из всего, что только может быть. Нужно пробудить интерес в девушке, а свой собственный не показывать. Буцериус: как так? Я не понимаю. Ну, представь себе, сказал Визнер, девушка чего-то ждет от тебя, а ты как не видишь. И тогда она начинает постоянно показывать тебе, что любит. Она будет тебе звонить, говорить, как она тебя любит etcetera. Вскоре у тебя сложится впечатление, что она за тобой бегает. Буцериус: он терпеть не может девушек, которые бегают за ним. Для него нет ничего более противного, чем это. Такая девушка ему более чем несимпатична. Да о чем тут вообще говорить, Визнер и сам все это знает, они уже много раз беседовали на эту тему. У него нет проблем с девушками. Стоит ли об этом так задумываться? Визнер: он противоречит сам себе. Сначала утверждает, девушке надо сказать, что находишь ее симпатичной, а потом заявляет, что не любит девушек, которые бегают за ним и говорят ему, каким симпатичным они находят его. Буцериус взглянул на южака. Тот ответил, что ничего не может сказать по данному вопросу. Он абсолютно не способен познакомиться с девушкой, Визнер закатил глаза. Но вдруг выражение его лица резко изменилось. Он умолк, вскочил и нервно забегал туда-сюда. Буцериус и Бенно Гёц многозначительно переглянулись. Что случилось, спросил Буцериус. Через некоторое время Визнер снова сел и спросил, с чего это вдруг они заговорили на эту тему, это так противно, он не хочет иметь ничего общего с такими разговорами, они бессмысленны. Бессмысленны и противны. Все трое сидели за столом какое-то время молча. Буцериус заказал на всех водки. Минут через десять к Визнеру опять вернулось хорошее настроение, он стал даже веселее, чем прежде. Они принялись обсуждать вопрос, действительно ли дельфины обладают интеллектом и, может, даже умнее людей, разгорелся такой жаркий спор, что все, кто был в «Липе», включая Шустера, с большим энтузиазмом включились в него. Визнер был счастлив, что больше ни слова не произносится о любви, и наслаждался тем, что, с одной стороны, в заветном и тайном уголочке своей души мог тихонечко лелеять желанные мысли и образ, а с другой, разглагольствовать в обществе на любые отвлеченные темы. За очень короткое время они выпили довольно много вина.

Южак вскоре ушел. Чуть позже появился кузен Визнера Георг и пригласил всех присутствующих на пикник. А Визнера он попросил заступить в половине шестого на вахту за грилем. Визнер с восторгом согласился. Это произвело на Георга более чем странное впечатление, поскольку никак не сочеталось с Визнером, в обычном состоянии всегда уклонявшимся от подобных просьб. Кузен к тому же не забыл, как прошлый год Визнер покинул пикник в полном бешенстве, обозвав всю гулянку мещанским убожеством. Сейчас же Визнер воспринял его предложение буквально с восторгом. Он просто горит желанием встать к грилю, сказал он, это как раз то, что ему нужно. И восторг его объяснялся, конечно, его эйфорическим настроением, когда все, что ему ни предложи, вызвало бы у него один восторг. Кузен пригласил также Шустера и хозяина «Липы», после чего ушел. В этот момент в трактир возвратились Харальд Мор и госпожа Адомайт. Госпожа Адомайт была, очевидно, совершенно вне себя, с трудом сдерживаясь, она обрушила па Харальда Мора поток гневных слов. После этого она быстро поднялась по лестнице, чтобы скрыться в своей комнате. Хальберштадт! Хальберштадт! — послышался еще ее голос сверху, но, не получив ответа, она с силой захлопнула свою дверь. Харальд Мор постоял совершенно потерянный какое-то время посреди трактира, потом обратил внимание на компанию за столом и был очень напуган тем, что они разом все замолчали и с удивлением глядели на него. Извините, простите великодушно, ах, какая досада, как неприятно, бормотал он себе под нос. Что так… что за обращение… немыслимо. Даже не укладывается… возмутительно, сказал Мор, хотя никто ничего толком не понял. С недоумевающим видом Мор покинул трактир. Госпожа Адомайт, переодевшись, спустилась вскоре вниз (до того она носила траур) и, все еще рассерженная, тоже вышла из трактира. Нотариус Вайнётер рассказывал позднее, что этим утром ему нанесли давно ожидаемый им визит госпожа Адомайт и господин Мор. Родственнички умерших всегда так поступают. К великому счастью, его экономка была на месте и доложила ему о том, что они пришли и хотят его видеть. Нотариус отдал распоряжение проводить их в его кабинет и предложить им чай или кофе. Экономка сказала обоим визитерам, что господин Вайнётер сейчас спустится к ним, он просит их немного подождать. Что вы желаете? Чай или кофе? Харальд Мор сказал, им ничего не надо, кофе они только что пили. Но госпожа Адомайт возразила ему. Конечно, они выпьют по чашечке кофе, это очень любезно. Экономка поставила после этого кипятить воду, потому что кофе сегодня она еще не варила. Она знала, как ей себя вести в таких ситуациях, с одной стороны, вежливо и предупредительно, с другой, без всякой спешки. Визитеров такого рода всегда полагается заставить ждать, это их немного выматывает. Вайнётер появляется в подобных случаях всякий раз не раньше чем через четверть часа, а сегодня, сказал он себе, будет даже лучше выйти к ним только через полчаса. Так что экономка не спеша сварила кофе, потом сервировала поднос, расставив на нем кофейные чашки, искусно выложив на тарелочке немного крекера и наполнив сахарницу кусочками рафинада, потом она поискала щипцы для сахара и так далее, и тому подобное, примерно через четверть часа она внесла поднос с кофейником в нотариальную контору, где ждали оба визитера. Госпожа Адомайт нервно бегала взад и вперед, но тут же вступила с экономкой в разговор и даже несколько бурно поблагодарила ее за кофе. Этот нотариус, как она, госпожа Адомайт, слышала, очень уважаемый человек в городе, однажды он даже председательствовал на заседании местного совета, так говорят. Экономка: раньше он время от времени вел там заседания, это правда… Не хотите ли еще кофе? Господину Вайнётеру, если она этого еще не сказала, надо закончить наверху кое-какие дела. А что он там делает, спросил Мор. Они ждут уже больше четверти часа. Экономка: у него длинный телефонный разговор. Длинный телефонный разговор, повторила госпожа Адомайт. Экономка сказала, речь идет об очень важном телефонном разговоре. Она прекрасно знала, что нотариус вообще ни по какому телефону не разговаривает, это была обычная отговорка. Мор своей теще: он все время думает, а почему сын Адомайта не явился вчера на похороны. Он этого не понимает. Госпожа Адомайт: конечно, тебе этого не понять. Мор: пусть отношения между Адомайтом и его сыном Клаусом и были натянутые, но практически у всех отношения чем-то да отягощены. С невесткой у него отношения были получше, но и она не пришла на похороны. Она: Клаус потому не пришел, что она его об этом попросила. Да-да, он все правильно понял. Она потопила Клаусу и попросила его, несмотря ни на что, приехать во Флорштадт, но не на похороны и не на поминки в Нижнем Церковном переулке. Мор: но почему? Она: да все потому. Сам подумай! Мор: сколько бы он ни думал, он не видит причины. Как это она могла запретить родному сыну прийти на похороны отца! Она: из предосторожности. Достаточно будет того, если он явится в день оглашения завещания. Впрочем, она ему вовсе не запрещала. Она ему только прозрачно намекнула. Для нее важнее всего семья. Ее брат беспокоился только о себе, а она, в противоположность ему, всегда думает только о семье. Она прожила тяжелую жизнь, а он нет. Ему не надо было ни о чем заботиться, он блаженствовал в насиженном гнездышке, он, Мор, видел вчера вечером собственными глазами, ее брат не приобрел в родительский дом ничего нового, даже из обстановки. Было заметно, что госпожа Адомайт разволновалась по-настоящему.