Всю дорогу обратно оба молчали. У Василия перед глазами была картина: маленькое дитя с застывшим лицом и безутешные родители, желающие удержать последние мгновение присутствия ангела рядом. Его циничное сердце обливалось слезами, он ругал себя мысленно за то, что пошел на это. Шанита протянула деньги, но он отказался от них, вспоминая, как на банкноты капали крупные слезы страдающего отца.
— Я не могу их взять! — пробурчал мужчина, отвернувшись к окошку кареты.
— Эти люди не бедны. Их желание вставить в книгу мертвых последнее изображение дочери оправдано, они это сделали из любви к ребенку и благодарны нам за то, что мы им помогли. Хочешь все же стать благотворителем? — усмехнулась цыганка.
— Ты говорила, в твоей лавке есть все. Мне нужна женская одежда и обувь.
— Свинье дали картошки, она просит апельсинов, — отшутилась Шанита. — Ты все еще надеешься вернуть ее? Я могу вмешаться…
— Не надо, — тоскливо отозвался Василий. — Я и так ей всю жизнь исковеркал.
— Как знаешь! — отмахнулась Шанита.
В лавке она разложила несколько нарядов нужного размера согласно описанию Василия. Бирюзовое платье сразу бросилось в глаза, он указал на него, не рассматривая другие варианты. Заметив радость на лице цыганки, он уточнил на всякий случай, кому оно принадлежало, ведь беспринципная торговка вполне могла продавать наряды, которые в последний раз могли примерять покойники.
— Я буду рада, если ты меня от него избавишь! Оно принадлежало тому человеку, из-за которого у меня все не заладилось. Я словно забрала с ее вещами часть какого-то проклятья, разрушившего мою жизнь.
— Я думал, ты не суеверна! — посмеялся мужчина.
Шанита немного помолчала, колеблясь, стоит ли быть серьезной с ироничным Василием, после чего не спеша произнесла:
— В гаданиях я всегда говорю людям то, что они хотят услышать — именно за это они готовы платить.
— Разве это не обман? — удивился Василий.
— Это надежда. Каждый сам выбирает ключ, с помощью которого откроет дверь, ведущую туда, где томится счастье.
— Как же у тебя все просто!
— О, это лишь звучит просто! — произнесла с горькой улыбкой Шанита. — Главный наш враг — мы сами! Люди трусливы. Именно поэтому они теряют все. Чтобы строить — нужна сила, чтобы удержать — смелось.
Василий улыбнулся. Поучение разбитной цыганки в почти монашеском одеянии в царстве хлама, большая часть которого украдена у честных граждан, воспринимались несерьезно. Она говорила хорошо и верно, но вот сама не являлась авторитетным образчиком, чтобы глядя на ее жизнь можно было охотно поверить в то, что лучший мир существует.
— Каждый себе лекарь, понимаешь? — не унималась цыганка. — Порой мы слепо что-то пытаемся удержать, и не думаем об интересах окружающих. Если она твоя — вернется…
— А если нет?
— Отпусти ее.
Василий обещал подумать над ее словами и, попрощавшись, поспешил покинуть табачную лавку, прихватив платье, теплое пальто, обувь и даже чулки для Акулины.
Он долго бродил по улицам, не желая возвращаться в квартиру. Приличный, но туговатый костюм с чужого плеча он вернул Шаните, снова облачившись в рабочего, поэтому не привлекал внимания окружающих. Местные воришки уважали работяг и не нападали на них в темных переулках. На плохо освещенных улицах и в подворотнях опасно было передвигаться купцам, ремесленникам и лавочникам, их грабители не щадили, считая, что эти пройдохи смогут заработать еще, обманув покупателей.
Акулина лежала на кровати неподвижно. Каждые час, минута, секунда ее новой жизни после больницы были посвящены тоске по Андрею Кирилловичу. Она все время вспоминала их недолгие беседы и его теплый взгляд, без чего чувствовала себя несчастной и одинокой. Ей казалось, что рядом с доктором она была бы в полной безопасности. Василий не вызывал у нее никаких чувств и эмоций. Он все больше отстранялся от нее, но для Акулины это было скорее на руку.
От скуки молодая женщина познакомилась с соседями, однако отношения не заладились. Ревнивая супруга трудолюбивого мужчины испытывала к Акулине неприязнь, считая ее слишком миловидной для обычного общения. Когда Акулина решила нанести очередной визит, дверь открыла жена портного и, увидев на пороге босую чудачку-соседку, заявила:
— Ты займись своим мужиком, нечо чужих приваживать! Все знают, что твой Васька по трактирам шастает! От хорошей бабы мужик не побежит!
После этих слов входная дверь захлопнулась прямо перед носом Акулины, а вместе с ней испарилась и надежда обрести друзей. Она совсем не злилась на жену портного. Молодая женщина откуда-то знала, что когда-то тоже испытывала жгучую ревность, но с каким периодом жизни это было связано, вспомнить не могла.
Когда пришел Василий, Акулина молилась у окна, глядя сквозь мутное стекло на темное небо. Она просила Бога поскорее соединить ее с доктором и мысленно клялась стать ему самой преданной женой, любить и уважать его, а еще родить ему детей. Как только молодая женщина закончила просить Всевышнего, чтобы он обратил на нее внимание, в комнату вошел Василий. Он был печален и молчалив. Прямо от порога спальни он швырнул узел с одеждой на кровать и удалился в сое убежище, коим служил кабинет. Спустя несколько минут он услышал радостный визг Акулины и усмехнулся, думая о том, как порой мало надо человеку для счастья.
Молодая женщина завороженно трогала вещи. В комнате было темно, тусклый свет лампы плохо освещал помещение, поэтому, чтобы рассмотреть обновки ей приходилось подносить их ближе к источнику света. Темное драповое пальто было немного побито молью, но село идеально. Сапожки были немного великоваты, но это не заботило Акулину, «много — не мало!» — прошептала она, с азартом. Когда девица развернула платье, то обомлела.
— Василий! — выкрикнула она.
— Что случилось? Дыра на платье или пальто? — нехотя произнес он. — Оно не новое! Зашей сама, раньше ты умела…
— Я помню это платье! Я видела в нем прекрасную девушку… Большой дом… Я там жила… Ночью семья спала, а мы забирали ценности! Мы с тобой, Василий! И еще я помню отражение в зеркале… Это платье было на мне!
Через мгновение в комнату вошел Василий. Он некоторое время стоял напротив Акулины, прижимающей к себе платье, и внимательно его рассматривал. Для него это был всего лишь кусок ткани, он не вспомнил его в гардеробе возлюбленной, по крайней мере, при нем она подобный наряд не носила.
— Я его не надену! — выкрикнула капризно Акулина, испугавшись своих видений, и швырнула платье в лицо стоящего напротив мужчины. Подобного жеста он никак не мог ожидать от своей возлюбленной, в прошлом подобные эмоциональные выплески она не совершала. Он медленно поднял платье с пола и одним рывком разорвал его пополам, при этом сдавленно произнес:
— Ты даже не представляешь, на что мне пришлось сегодня пойти, чтобы принести тебе одежду, в которой ты можешь помчаться к своему доктору. Я хотел как лучше и был готов к этому, но ты настолько неблагодарна, что готова наплевать на мои усилия из-за своих капризов. Ты хотела вернуться к своему Андрюшеньке цельной, узнав о себе правду? Так я тебе ее расскажу: все эти годы ты была моей любовницей, ползала в моих ногах и умоляла не бросать тебя, что бы не случилось. А еще ты — обычная воровка и обманщица. Ты влезала в чужие семьи, представляясь кем-то другим, а потом цинично их грабила в ночи вместе со мной. Мы возвращались в Петербург и кутили как следует, а потом снова ехали в провинцию и искали очередных дурачков, готовых принять твой маленький спектакль! Иди к своему доктору и расскажи правду! Возможно, он не просто очарованный мужчина, жаждущий остаться наедине с такой как ты для более тесного общения, а святой, и вытащит тебя из грязи, отмоет твое испачканное имя! Сегодня меня назвали «свиньей, которой дали картошки, а она клянчит апельсинов»! Именно этим животным я себя и ощущаю рядом с тобой! Ты победила, Акулина! Я отпускаю тебя!
