– И что это за развязка? – не заставил себя ждать Карлос Родо.
– Преступление.
– Какое именно преступление?
– Преступление на почве страсти, но интеллектуальное по форме. Преступление, от которого выигрывают оба любовника, и притом настолько безупречное, что у них даже не возникает чувства вины.
– То есть жертвой должен стать я? – мрачно произнес сгусток Карлоса Родо.
– Я не ожидал, что вы примете историю так близко к сердцу. И я вам за это очень благодарен.
– Я просто пытаюсь объяснить, что сюжет вашего романа, скорее всего, лишь скрытое проявление агрессии, которая направлена на меня и которую вы не решаетесь продемонстрировать открыто.
– Это было бы слишком простое объяснение. Я сознаю, что вы воплощаете для меня целый ряд наделенных властью людей, связь с которыми я до сих пор не могу разорвать. Но насколько я понимаю, одной из ваших задач как психоаналитика и является воплощать в себе этих людей. А сейчас, если вы не возражаете, вернемся к разговору о моей работе, а я – напоминаю – писатель.
– Вы уверены, что вы писатель?
– Уверен, доктор. Быть писателем – значит иметь особый темперамент. Писатель в чистом виде – это тот, кто за всю жизнь не написал ни строчки: лучше не давать себе возможности потерпеть поражение в том, что для тебя важнее всего на свете.
– На предыдущих сеансах вы говорили совсем другое. Вы говорили, что невыносимо страдаете оттого, что не можете писать.
– Наверное, был в плохом настроении. А сегодня у меня настроение прекрасное.
– Можно узнать – почему?
– Не знаю, возможно, потому, что я начал писать роман. Или потому, что предчувствую: в скором времени что-то должно произойти. А может быть, причина в другом: выйдя от вас, я пойду в парк, встречу там Лауру, и она, вполне вероятно, догадается, что я больше не влюблен в нее.
– Для вас это означает свободу?
– Думаю, да. Это позволит мне уделять больше времени моему роману. Нельзя одновременно писать и жить, нельзя быть одновременно писателем и персонажем.
– И почему нельзя?
– Не могу объяснить. Нельзя, и все.
– Вы говорили о предчувствии. О том, что что-то должно произойти. Что вы имели в виду?
– У меня такое бывает. Я замечаю едва уловимые признаки событий, уже имевших место в других измерениях, но еще не нашедших отражения в нашем. Например, что мой отец скоро умрет, или что, вернувшись домой, я найду на столе уже написанный роман.
– Какой из этих вариантов вы выбрали бы, будь ваша воля?
– Это неправильная постановка вопроса. Эти события являются единым целым.
– Хорошо, вернемся к тому, о чем говорили раньше. Вы утверждали, что не хотите, чтобы развязкой романа стало преступление. Но вы не объяснили почему.
– Это банально. С определенной точки зрения сюжет моего романа можно рассматривать как комедийный: в нем наличествует любовный треугольник и существует много возможностей для создания запутанных, двусмысленных и при этом очень смешных положений, если читатель ждет именно этого. А если я добавлю к этому преступление, то выйду за рамки водевиля и окажусь в жанре детектива. Получится неоправданное скопление малых жанров.
– Итак: преступление не выход из конфликта?
– Дело в том, что оно-то как раз и является выходом. Преступление облегчает боль, и в конце концов каждый оказывается на своем месте: убитый – в гробу, убийца – в бегах, подстрекатель страдает от угрызений совести, наследники плачут, а читатель со спокойной душой закрывает книгу. Есть ситуации, единственным выходом из которых является преступление. Но я не чувствую себя в силах написать подобное произведение. Кроме того, в этом случае повествование снова заходит в тупик. Будут ли пациент и его любовница по-прежнему любить друг друга, после того как покончат с психоаналитиком? Возможно, и будут, но, чтобы такое продолжение выглядело правдоподобным, потребуется написать еще страниц тридцать, продумывая каждое слово. А может быть, они разлюбят друг друга, и тогда роман получится увечным. Какой смысл заставлять двух невинных любовников совершать преступление, которое ничего не решит?
– Вы разбираетесь в этом лучше, чем я, – пожал плечами Карлос Родо, – но, насколько я понимаю, персонажи произведения иногда выходят из повиновения и поступают не так, как хочет автор.
– Вы хотите, чтобы жертвой стал я, и я вас в этом не упрекаю. В самом деле, развитие сюжета может пойти и по такому пути. Психоаналитик может убить своего пациента. Но кто тогда будет продолжать повествование? Ведь рассказчика не станет? Признаюсь, впрочем, что как раз сегодня, за обедом, мне пришла в голову мысль несколько расширить образ повествователя, добавить несколько холодных, как помада на губах трупа, блесток и дать читателю увидеть часть истории с точки зрения психоаналитика и его жены. При условии, что удастся достичь желаемого эффекта холодности, получилось бы неплохо. Но опыт подсказывает мне, что все персонажи, включая второстепенных и даже третьестепенных, начинают очень активно развиваться, если дать им малейшую волю. Как бы то ни было, вариант, который вы только что предложили, есть лишнее подтверждение ранее высказанной мною мысли: люди легко могут поменяться ролями, достаточно одной случайности. В комедиях положений никто не является на самом деле тем, кем кажется, и в этом смысле их можно назвать реалистическими. Но я не хочу писать реалистический роман.
– Создается впечатление, что вы вообще никакой роман не хотите писать.
– Разумеется. При условии, что этот ненаписанный роман войдет во все энциклопедии и о нем будут написаны целые тома исследований на всех языках мира. Чем более утонченным становится искусство, тем больше приближается оно к ядру непознанного, к пропасти.
– И какова роль читателя во всем этом? Вы уже трижды о нем упоминали.
– В одном детективе – сейчас не вспомню чьем – жертвой является именно читатель. Конечно, автор не может заставить читателя делать то, что он, автор, захочет, но читатель – участник действия. А иногда даже помеха для него – когда у него начинается одышка или когда он щелкает зажигалкой, закуривая очередную сигарету. И по сравнению с другими персонажами именно он теряет больше всех. Поверьте мне: я выступал в роли читателя множество раз.
– И что же он теряет?
– Время и невинность. Такова жизнь.
– Хорошо, – поднялся со своего места сгусток Карлоса Родо, – закончим на сегодня. Мой вам совет: подумайте до пятницы о своем отношении к нашим сеансам. Мне кажется, вам следует его изменить. Сегодняшнюю встречу вы превратили в игру, при этом единственной вашей целью было избежать разговора о том, что действительно является важным.
– Вам кажутся плодотворными только те сеансы, на которых я мрачный и злой?
Вместо ответа, Карлос Родо протянул пациенту руку, которую тот (отметив про себя, что на плечах психоаналитика слишком много перхоти) пожал, прежде чем уйти.
