Картина была снята с мольберта, за ней последовала другая, потом еще одна и еще — и каждая казалась мистеру Ривзу еще более удивительной и нелепой, чем предыдущая. Затем мистер Марсбейт, в приливе застенчивости отчаянно вертя головой, поставил на мольберт картину, которую Энси и Бекки решили заставить мистера Ривза купить, — она была отвергнута, по крайней мере, шестнадцатью выставочными комитетами.
— Это — «Цивилизация», — сказал мистер Марсбейт тоном еще более заупокойным, чем когда он говорил про «Гомера».
Мистер Ривз взглянул на «Цивилизацию». Он увидел канареечно-желтое облако с кособоким домиком на нем, а рядом — гильотину с чьей-то только что отрубленной головой. В правом углу была помещена точная копия очень плохого бюста Афины Паллады с торчащей во рту морковкой. В левом углу находилось весьма реалистическое изображение бомбы Миллса, срисованной с учебной модели, которую дал мистеру Марсбейту один гвардеец-солдат. К безоблачно голубому небу был прилеплен клочок французской газеты с рекламой мыла «Кадум».
— О, Питер! Это поразительно! — воскликнула Бекки Бэрден. — Прелестно. Ну, пожалуйста, скажите мне — я должна знать, — это ваш самый последний стиль?
— Лучшее из всего, что я написал, — сказал мистер Марсбейт, крутя головой и сверкая глазами и зубами, что, по мнению мистера Ривза, выглядело просто ужасно.
— В жизни не видал ничего подобного, — взвизгнул Энси, на этот раз говоря правду. — По-моему, Питер, ты их всех побил, это мое искреннее мнение. Это грандиозно… это… это, ну, прямо Тициан или Микеланджело. Прелестный рисунок и композиция. А что вы скажете, миссис Ривз, правда чудесно?
— Так красиво, — вздохнула миссис Ривз.
— Вы должны это приобрести, — сказал Энси, на совесть выполняя свою роль посредника, — ну, просто должны. Ваша прелестная гостиная станет поистине мечтой. Неужели вам не хотелось бы иметь такую вещь у себя? Она будет так гармонировать с вашими красновато-коричневыми диванными подушками. Попросите мистера Ривза, чтобы он купил вам ее.
Молчание.
— Вам не нравится картина, миссис Ривз? Даме столь утонченного ума и интеллекта, как вы, не может не нравиться такой подлинный шедевр, как «Цивилизация»…
— Ах, она мне очень нравится, — поспешила заявить миссис Ривз. — Я… я считаю, что это великолепно.
— Вот видите, мистер Ривз! — победоносно заявил Энси, поворачиваясь к крайне удивленному будущему владельцу, который вовсе к этому не стремился. — Картина ваша. А все благодаря превосходному вкусу вашей супруги, которая выбрала ее для вас. Теперь ваша гостиная станет магнитом, притягивающим к себе внимание всех соседей. В грядущие годы пилигримы будут совершать к вашему дому паломничества — и платить шесть пенсов за вход, чтобы увидеть это поразительное творение Питера.
— Я что-то не уверен… — нерешительно начал мистер Ривз, пытаясь защитить от посягательств свой банковский счет.
— Неправда, вы совершенно уверены, — весело сказал Энси. — Питер считает это своим шедевром. И я знаю, что он прав. Так же думает Бекки, так же думает и миссис Ривз, хотя она не хочет оказывать на вас давление. Так вот разрешите мне дать вам совет. Я, конечно, не принадлежу к великим знатокам искусства, но я понимаю толк в картинах и знаю всех знаменитых художников, — так вот: берите эту картину, мистер Ривз, это — шедевр Питера, и ваши наследники через пятьдесят лет вынуждены будут продать ее Национальной галерее!
Вино ли выпитое за завтраком дало себя знать? Или так подействовала на мистера Ривза эта милая умненькая крошка Марджел? Или сам мистер Ривз был слишком простодушен и не сумел выстоять против натиска умелого продавца? Так или иначе, но мистер Ривз вяло произнес:
— Хорошо, я возьму ее. Только, только… сколько ока стоит?
— Ш-ш! — сказал Энси, прикладывая палец к губам. — Нельзя говорить о деньгах при творце! — И, понизив голос, прошептал: — Всего двадцать фунтов — сущий пустяк, со временем она будет стоить в десять раз больше — это же нарождающийся гений.
Двадцать фунтов! Мистер Ривз отчаянно заморгал за стеклами очков. Это было похуже мистера Хьютона. В конце концов тот просил всего-навсего гинею за бог знает какое количество всякого печатного материала, из которого мистер Ривз, не будь он таким нетерпеливым, мог бы кое-что и почерпнуть. А что эта пачкотня могла ему дать? Ничего, подумал мистер Ривз, — разве что судороги. Он чувствовал, как все они смотрят на него, как хотят, чтобы он купил картину, в то время как он делает вид, будто изучает ее. Он был почти уверен, что скажи он: «Я дам за нее десять фунтов», — предложение его будет мигом принято. И он уже готов был это сказать, как в дело вмешался Энси.
— Учтите, мистер Ривз, это не просто полотно и краски, — снисходительно сказал он. — Запомните: тут есть духовный посыл. Питер прикоснулся к Неопределимому.
— Вот как!
— И потом — дело не в количестве времени, затраченном на картину, а в том, что это плод всей жизни.
— Годы и годы невероятного труда, — сказал мистер Марсбейт, усиленно мотая головой.
— Хорошо, — слабым голосом промолвил мистер Ривз. — Я сейчас выпишу чек.
Мистер Ривз подошел к столу, извлек из кармана вечное перо и чековую книжку и написал сумму. Чудная все-таки комната, подумал он, подписываясь: огня в камине нет, а ему жарко — не от одного же чая у него так щеки горят, да и почерк какой-то нетвердый. Вот что значит, когда днем не поспишь.
— Извольте, — сказал он, протягивая чек мистеру Марсбейту.
Но Энси вдруг подскочил, словно ученый тюлень, грубо вырвал чек из его рук и пробежал глазами.
— Двадцать фунтов! — ликующе возвестил он. — Двадцать фунтов, Питер. — И, передавая ему чек, добавил: — Питер творит искусство ради искусства, мистер Ривз, и он заслуживает того, чтобы его наконец оценили. Я, например, всегда радуюсь, когда меня ценят. Ты без промедления отошлешь картину, правда, Питер?
— Это будет невероятно трудно! — заявил мистер Марсбейт, вперив в пространство остекленелый взор. — А что нужно сделать, чтобы ее отослать? Право же, я ни разу в жизни никому ничего не посылал!
— Можно ведь вызвать посыльного, — поспешила подсказать Бекки. — Они удивительно шустрые. Прямо не понимаю, как они ловко находят везде дорогу, — так и хочется их об этом расспросить.
— У мистера и миссис Ривз есть ведь машина, они могут увезти картину с собой, — заметил Энси, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что ни один из них не приехал на своей машине, но Энси считал, что если у человека есть машина, она, словно по мановению волшебной палочки, всегда должна быть к их, а особенно к его услугам. — Я сейчас заверну ее, Питер.
После долгого шуршанья газетами, и возни с веревкой, и многократных призывов мистера Марсбейта, умолявшего Энси быть осторожнее, и вскриков Энси: «Да осторожнее же, Питер, ты чуть не повредил мне палец!» или: «Ну, Питер, только у меня получился этот узел, ты взял и развязал его!» — картина была наконец упакована в листы «Дейли мейл» и непрочно перевязана веревкой.
