— Ты изменник, князь Михайло! — перебил его Заберезский. — Не Литва тебе по сердцу, а Московия!
Глинский побледнел, от гнева задохнулся. Он медленно повел тяжелым взглядом, остановился на короле. Гудевший до того сейм смолк. Но лицо Сигизмунда непроницаемо.
— Ты молчишь, король? — негромко, но внятно спросил Глинский. — Ты не хочешь защитить своего верного слугу? Так вот чем платит мне мой король? — Князь Михайло гордо вскинул голову — Я присягал тебе, король и великий князь, в надежде иметь от тебя защиту и суд по справедливости от обидчиков, ты же глух. Король заставляет меня покуситься на такое дело, о котором оба мы после горько жалеть будем.
Круто повернувшись, не поклонившись Сигизмунду, маршалок покинул сейм. Следом за ним толпой повалили его сторонники.
Король дождался их ухода, поднял руку, призывая к тишине.
— Вельможные панове, я за войну с московитами. Я с вами, вельможные панове.
И сейм радостно взорвался. Сигизмунд снова поднял руку, успокоил.
— Но, вельможные панове, — сказал он, — посполитое рушение скликать, однако, не можно. Войско польское на Русь не пошлю, потому что император германский Максимилиан ударит нам в спину. Воевать Литве с Москвою.
— Войску литовскому московиты не страшны, — зашумел сейм многими голосами. — Без Войска польского обойдемся!
Сигизмунд встал, дав знак кончать сейм.
* * *
Когда на обратном пути из Москвы заезжал Курбский к Глинскому, понял он, что его возвращение в Литву с государевым письмом к великой княгине Елене, Радзивиллу и епископу Войтеху без пользы. Надежда Василия получить от панов великое литовское княжение не сбудется.
Но там, в замке у Глинского, он, Курбский, никак не предполагал, что, став королем и великим князем, Сигизмунд начнет столь скорые сборы к войне.
Узнав о случившемся на сейме, Курбский решил повидать великую княгиню Елену. Верно, надо торопиться в Москву рассказать обо всем государю. Курбский велел начинать собираться в дорогу. Неожиданно прискакал к Курбскому холоп Глинского с письмом. Звал литовский маршалок к себе князя Семена.
Несмотря на поздний час Курбский сел в возок.
Город спал. Темные улицы безлюдны. Стук копыт и грохот колес по булыжной мостовой нарушали ночную тишину.
Ездовым путь знакомый. В раздумье князь Семен не заметил, как въехали в ворота. Освещенная факелами усадьба Глинского напоминала военный лагерь. Двор заполнила вооруженная челядь. У коновязи подседланные кони.
Дворецкий Владек встретил Курбского, засуетился.
— Прошу, пан. Пан Михайло заждался.
Княжеские хоромы многолюдны. На Курбского никто не обратил внимания. Теперь князь Семен понимал, Глинский покидает Вильно. Но куда и зачем?
Дворецкий ввел Курбского в освещенную свечами просторную комнату, сплошь уставленную полками с книгами, с восточными коврами на полу.
Глинский писал, сидя спиной к двери. Услышав шаги, поднялся, пошел навстречу. Махнул дворецкому:
— Оставь нас. — И, взяв Курбского под руку, усадил в кресло, сам уселся напротив. Положив ладонь на высокий, красного дерева столик, сказал:
— Прости, князь Семен, что потревожил тебя в столь поздний час, но не без нужды. Случилось то, чего я опасался. Известно ли тебе о нынешнем сейме?
Курбский кивнул.
— Коли известно, не стану рассказывать. И о чем речь на нем вели, тоже знаешь?
Курбский усмехнулся.
Глинский покрутил головой:
— Скоро слухи летят. Тогда не станем попусту время терять. И ты спешишь, князь, и я тороплюсь.
— Куда же ты, князь Михайло, отъезжаешь? — спросил Курбский.
— В секрете не держу, — ответил Глинский. — Пока в свои минские земли. Но я, князь Семен, не для того тебя позвал, чтоб об этом уведомить. И не жаловаться на оскорбление. За ту обиду сочтусь и королю не прощу, что суда не дал мне, Яна не наказал. Тебя, князь Семен, я позвал для разговора доверительного. Ответствуй, есть ли у тебя слуга расторопный и надежный?
— А кто из князей либо бояр холопа верного не имеет? — вопросом на вопрос ответил Курбский.
— То так, — согласился Глинский. — Написал я грамоту государю Василию. И отвезти ее надо немедля, да так, чтоб о ней до поры паны не прознали, иначе перехватят гонца и очутится письмо в руках Сигизмунда. Да и сам разумеешь, свою судьбу доверяю тебе, князь Семен.
— Пошлю, князь Михайло, такого слугу, какой птицей в поднебесье пролетит, а уж государю грамоту твою доставит. Сегодня же отряжу гонца.
Глинский, не поднимаясь, повернулся, вытащил из ящика свернутый в свиток лист пергамента, протянул Курбскому.
— От того, князь Семен, как скоро станет известно государю Василию написанное здесь, зависит многое… Ну, прощай, князь.
* * *
Приглянулась Настюша тиуну, принялся он друзей уговаривать: «Не отдал Аниська девку добром, возьмем силой».
А товарищи у Еремки ему под стать, без жалости. Мельник Влас, коротконогий, морда сытая, от жира лоснится, да егерь Тимоха, на Еремку смахивает, подбородок зарос рыжей бородой.
У Власа мельница водяная на плотине. Ниже запруды омут, за мельницей лес. Глухомань. Для лешего самые любимые места. Поговаривали, что мельник знается с нечистым. Так ли, нет, но был Влас угрюм и на добро скуп.
В апреле-пролетнике задождило, развезло. С полудня Еремка с Тимохой завернули на мельницу. Пусто. Завоза до новины нет, и колесо стоит мертво. Влас спал. Услышав гомон, поднялся нехотя, глаза продрал. А Еремка с Тимохой уже за стол усаживаются. Тиун рукавом пыль смахнул, на край стола грудью навалился, зевнул. Почесал мельник затылок, спросил:
— Откель?
Тимоха свое проронил:
— Тащи бражку.
Влас голову в угол сунул, достал жбан и корчагу.
Пили, хмелели мало. Закусывали луковицами и сушеными окунями.
Незаметно ночь подступила. Влас огонь высек, вздул лучину. Еремка в который раз завел свое:
— Проучим Аниську.
Влас отмалчивался. Тимоха отвернулся от Еремки, разгрыз луковицу, прожевал с хрустом. Потом стукнул кулаком по столу, прохрипел:
— Айдайте! — и поднялся.
Под сапогами жалобно скрипнули половицы. Вышли с мельницы. Темно.
Дождь прекратился. Безвременно. В ночном лесу ухал и плакал филин. Отвязали коней. Не подседлывая, охлюпком, поскакали в сельцо. У Анисимовой избы остановились, привязали коней к дереву.
Еремка потоптался у двери. Тимоха оттолкнул его.
— Будя, чего пляшешь. Не затем ехали.
Ввалились в избу. Мельник с егерем подмяли сонного Анисима, связали. А тиун тем временем Настюшу за косу из избы выволок, кинул на круп коня, погнал из сельца. Тимоха с Власом за ним.
