– Я был бы только рад, если б ваши слова оказались правдой. К сожалению, господин Президент, я не разделяю вашего оптимизма. Конечно, наши инициативы в Локарно и Париже, я имею в виду государственного секретаря Келлога…
Он слегка поклонился мистеру Келлогу.
– …и президента Аристида Бриана, возможно, и повлияют на политику Европейских государств, но Россия… Я бы, господин Куллидж, не рассчитывал даже на это. Россия останется в стороне. Неуклюжие попытки господина Литвинова организовать разоружение и всеобщий мир прямо сейчас смешны и подозрительны… Франция?
Он рассуждал, призывая к этому же Президента и Госсекретаря. Он не мог не поверить, что такую ясную для него логику событий никто тут не понимает.
– Нет. Вы доверяете Бриану? Красноречие Литвинова может оказать на него влияние.
– Да, у французов свои интересы… – согласился Президент. – Кстати, два дня назад я говорил с Аристидом.
– И что?
– Он меня успокоил. Сказал, что я могу быть совершенно уверен в том, что войны в ближайшее время не будет. По его мнению, большевикам не до войны – они сейчас слишком слабы.
– А Коминтерн?
– Он не считает его серьезной политической силой. Для него важнее роль Германо-Французского сотрудничества в деле сохранения Европейского мира…
– Это ответ лавочника, – нейтрально заметил Госсекретарь. – Не забывайте, что у Бриана на шее сидят тысячи мелких вкладчиков в русские ценные бумаги. Эти пойдут на все, если почувствуют хоть малейшую возможность вернуть свои деньги. Им нужно дружить с Россией.
Миллионер возразил.
– Это страусиная политика. У них короткая память. Они забыли, что большевики отказались платить по царским долгам? Конечно, у французов свои интересы, но нельзя же не замечать очевидного.
– У Бриана свои критерии очевидности.
– Возможно, – не стал спорить миллионер, – но нельзя не видеть тенденции. Год назад Россия была слабее, чем сегодня, но она и тогда заявляла о Мировой революции. Через год она станет еще сильнее, чем сейчас… Вы знаете, что они работают над новыми вооружениями?
Президент нейтрально пожал печами и демонстративно глянул на часы.
Почувствовав, что все вот-вот кончится, миллионер разыграл главный свой козырь.
– Господин Президент… Вы верите в силу науки?
– Конечно.
– У меня есть любопытное письмо, – сказал он. – Оно адресовано Сталину. Немецкий ученый предлагает русским аппарат, который может подняться выше атмосферы Земли, в космос.
Лист бумаги из бювара лег перед Президентом, но тот не протянул руки к нему.
– Я знаю кое-что о последних разработках вооружений большевиками, и мне становится как-то не по себе… Комбинация того, что уже есть у большевиков, и того, что предлагает немец, может ввести большевиков в соблазн перекроить карту мира…
Президент молчал. Несколько секунд Президент смотрел на него. Мистер Вандербильт почувствовал, что беседа потеряла смысл. Что письмо? Клочок бумаги… Если не верить живому свидетелю, как поверить бумаге? Только еще готовясь к разговору, он знал, что ему зададут этот вопрос, и надеялся, что этого не случится. Он умолк.
– У вас есть документы? У вас есть какие-то иные свидетельства реальной опасности?
Не дождавшись ответа, Президент поднялся и, сухо кивнув, вышел.
Из президентского кабинета мистер Вандербильт вышел с твердым убеждением, что покажи он ему ту большевистскую штуку, то ничего бы не изменилось. Президент предпочел бы ее не заметить. Нет, тут его не поймут.
Соратники, если они у него и есть, могут быть только по другую сторону Океана. Там-то большевиков знали не понаслышке.
Великобритания. Лондон
Март 1928 года
…Ветер с Темзы легко шевелил портьеры кабинета канцлера казначейства, иногда долетая до массивного стола, перевидавшего на своем веку множество сановников и пережившего множество политических кризисов.
Будь ветер любопытен, он прислушался бы к словам канцлера, читавшего вслух письмо, но что ему до людских страстей? Играть портьерами куда как интереснее…
«…Уважаемый господин Черчилль!
Не имея чести быть представленным, все же рискую обратиться к вам, так как ситуация, складывающаяся в мире, настолько угрожающая, что позволяет мне надеяться на Вашу снисходительность.
Наблюдая за Вашей политической деятельностью, я увидел в Вас человека, яростно сражающегося за те принципы, которые и сам считаю основополагающими.
Сознательный антибольшевизм и отчетливое понимание той опасности, что несет большевистская Россия для Мировой Христианской цивилизации, выделяют Вас среди британских политиков первой величины и позволяют надеяться, что мы поймем друг друга и плечом к плечу встанем против общего врага, покушающегося на самые основы цивилизации.
Не все понимают исходящую из России опасность. Убаюканные внешними проявлениями, они не замечают или не хотят замечать этой опасности. Этой смертельной опасности!
К сожалению, я обращаюсь к вам как частное лицо – мне не удалось найти единомышленников в своем Правительстве, однако надеюсь, что со временем эта ситуация изменится.
В настоящее время Правительство и Президент САСШ не видят в большевиках противников. Молю Бога, чтоб эта странная слепота не обошлась для американского народа слишком дорого. Возможно, что эта аберрация здравого смысла вызвана тем, что между моей страной и Советской Россией лежит океан… Между Британией и СССР океана нет.
В качестве жеста доброй воли пересылаю Вам копию письма, которое подтверждает разделяемую нами истину – большевикам нельзя доверять ни при каких обстоятельствах. Надеюсь, что вашей энергии хватит, чтоб довести до своего правительства всю катастрофичность создавшегося положения – ведь, повторюсь, Великобритания отделена от большевиков не океаном, а всего лишь проливом, а изобретение, о котором идет речь, попросту стирает Ламанш с военных карт континента…
С уважением, искренне Ваш Р. Вандербильт…»
Сэр Уинстон Черчилль, Канцлер казначейства, отложил одно письмо и протянул своему гостю второе, пришедшее в том же конверте.
Его гостем сегодня был руководитель МИ-6. На лице его читался явный скептицизм, но он все-таки взял письмо и углубился в бумагу.
Черчилль глядел в окно и постукивал пальцами по столешнице.
Большевики, большевики, большевики… Нигде нет от них спасения. Пока красную заразу удалось вбить в прежние границы Российской Империи, но не сиделось там большевикам. Где тихо, где внаглую, они лезли в Европу через свой Коминтерн. Черчилль, вероятно, как никто в этом мире, понимал заокеанского миллионера. Как и тот, он видел то, что отказывались видеть другие. Но, слава Всевышнему, у него были рычаги влияния.
