плечом к плечу, будто родные братья – они так и держались друг друга, словно родные, никогда не расставались, и очутился перед Абдуллой.
– Муалим, измена! – прошептал он тревожно. – Надо уходить.
– В чем дело, Мухаммед? – спокойно поинтересовался Абдулла, лицо его не изменилось после этого сообщения, было доброжелательным, улыбчивым, мягким. – Что за измена, откуда такие сведения?
– Из уезда записка, муалим. Из царандоя пришла, у меня там брат служит, родной брат. – Мухаммед разжал ладонь – в ладони лежал тонюсенький клочок бумаги.
– Читай записку! – потребовал Абдулла; голос у него по-прежнему был спокойным, только вот глаза начали понемногу светлеть. Мухаммед кое-как расколупал записку пальцами.
«Брат! Опасайся человека в пятнистой куртке. Он работает в царандое. Вооружен «буром», кроме бура имеет пистолет. Дизель для кишлака Курдель выдан ему районным управлением царандоя».
– Та-ак, выходит, сведения, которые я уже имею, подтвердились, все-таки этот парень – кафир, – задумчиво произнес Абдулла, поднял глаза на Мухаммеда. – Взять его! – Предостерегающе погрозил помощнику пальцем. – Только тихо. Т-тихо! Чтобы ни одна муха не догадалась, куда ты сейчас пойдешь и зачем, ясно?
– Все будет исполнено в лучшем виде, муалим, – пообещал Мухаммед, – ни одна муха не взлетит, так будет тихо. Даже глазом не поведет.
У Фатеха ныло сердце. Возникла там мгновенная боль, проколола насквозь грудь – Фатех от нее даже сгорбился, – потом боль ушла, исчезнув так же внезапно, как и возникла, а вот глухое досадное нытье осталось, словно бы там, в плоти сердца, на дно осели железные холодные осколки. Фатех, избавляясь от нытья, сел поудобнее, привалился спиною к камню, ноги по-школярски подтянул к себе и уперся коленями в грудную клетку.
«Это из-за самолета, – думал он, слушая стук дизеля, не нравилось ему, как работает дизель, звук какой-то развинченней, квелый, с кашлем: поработает некоторое время нормально, а потом вдруг споткнется, выплюнет из трубы-карандаша черное вонючее кольцо и начнет кашлять с кровью, выбивая из себя внутренности – дизель надо было регулировать. – Что же это разведка маху дала, не предупредила летунов, что тут банда находится? Ничего ведь не стоило летчикам взять севернее, уйти на десять километров в сторону, либо на десять километров южнее – никакая “стрелка” не достала бы. Что же это мы!» – Фатех сжал зубы и покачал головой.
Подумал о Сергееве. «Ксан Ксаныч, как ты там? Наверное, вместе с Вахидом готовишься выводить батальон – пора начинать операцию. Вахид – мужик неплохой, верный, но только, Ксан Ксаныч, дерганный какой-то, нет в нем внутреннего железа, не добрал малость. Пару порций добавить бы – и что надо был бы мужик! Вот удивится, увидев меня здесь!» – Фатех печально улыбнулся: о том, что он здесь, знал только Сергеев, даже Вахиду об этом не сказали. Вахид попробовал заслать к Абдулле своего человека, но тот потерял бандгруппу, вышел на минную «заграду» и подорвался на ней.
Поспешная мобилизация привела в царандой разных людей, в том числе и тех, кто за пять афгани отца родного может продать. Продаст и не моргнет. Впрочем, сейчас Сергеев уже, наверное, все рассказал Вахиду. Пора. Вахиду это можно было рассказать и раньше.
Сквозь грохот двигателя он попытался послушать свадьбу – как она, жива там? Свадьба была жива, шумела, веселилась, мощные «панасоники» драли глотку, кто-то пальнул в воздух из автомата – правильно, правильно поступаете, моджахеды, палите в воздух почаще, делайте приятное своему курбаши, освобождайтесь от огневого запаса – чем меньше останется патронов, тем лучше.
Единственный человек, которого жалел Фатех, была Сурайё – тоненькая, надломленная, словно былка на круче: сколько былка ни держится на семи ветрах, все равно ломается, – не будет жизни у Сурайё, не жить ей на белом свете. Впрочем, если только она не окажется в Кабуле. А в Кабуле она должна оказаться, как только пройдет операция. Отца ее, Султана, Фатех не жалел – жук тертый, нахапал много, ну а в том, что жизнь так печально обернулась для него, виноват сам. Должен был высчитать такой конец.
Под стук двигателя Фатех задремал – он должен был унять нытье в сердце, снять боль и тревогу; беспокоил его, правда, душман со шрамом на щеке, но пока работает дизель, душман пальцем не притронется к нему – просто побоится. Сердце отпустило, в прозрачном зыбком забытье он вдруг увидел своих: мать, склонившуюся над шитьем – она была портнихой первого класса, обшивала весь квартал и сколько ей отец не запрещал работать – не бросала портновства, – лучилась безмолвно глазами, умоляя отца не ругаться, и отец сникал, делался вялым, он любил мать; увидел отца и младшую свою сестренку Асию – школьницу Аську.
Тяжелый удар сзади оборвал видение, Фатех унесся в пропасть. Хрястнули раздавленные зубы, перед глазами полыхнуло жаркое пламя, обварило щеки, нос, лоб, Фатех хотел закричать, но вместо крика раздалось задавленное жидкое бульканье. Фатех не чувствовал боли, но зато чувствовал другое: он задыхался, храпел, корчился, сжираемый страшным пламенем, пытался прийти в себя, вскочить, взять в руки «бур», попробовать отстреляться – много он не возьмет, но десяток этих живодеров уложит.
С трудом разлепил глаза, правый ничего не видел – залит кровью, перед левым все предметы дергалась в падучей, ни один не мог устоять на земле. По жесткому, сильному стуку, раздающемуся над самой головой, Фатех понял: лежит под дизелем. Голова была расколота пополам и залита кровью. Фатех застонал, зубами погрыз нижнюю губу, прогрыз до крови, приподнялся. Дерганье перед глазами прекратилось, сквозь липкую алую пленку он рассмотрел лица Мухаммеда, чернобородого напарника, украшенного «небесной меткой», Файзуллы, еще нескольких душманов, последним увидел лицо Aли, сожалеюще разлепил губы.
Али сидел перед ним на корточках, темнел смуглым лицом и довольно улыбался, показывая Фатеху частые девчоночьи зубы. Фатех шевельнул рукой, проверяя, цел ли пистолет под мышкой? Небольшой, убойный, очень удобный, взятый в одной из операций, – Фатех его то к руке прикладывал, на ремешок, то прятал в небольшую мягкую кобуру, под мышку – пистолет этот уже дважды выручал его. В отличие от «стара» Абдуллы, который, хоть и имел испанское клеймо, был сделан в Парачинаре, где такие пистолеты клепают тысячами с помощью молотка и напильника, это был настоящий испанский «стар» уменьшенной конструкции. Пистолета у него не было.
«Вот и все, – спокойно подумал Фатех, – все! Те, кто помнит и знает меня – прощайте!»
– Ну что, попался? – не выдержал, торжествующе спросил Али.
– Попался, который кусался. – Фатех попробовал улыбнуться, но разбитые губы не слушались, к нижней, изгрызенной до лохмотьев, пристрял черный осклизлый сгусток – сварившаяся кровь, сгусток сорвался, протек у Фатеха на куртку, оставляя маркий след.
Проворно вытянув руку, Али смахнул сгусток на землю.
– Эта курточка теперь моя будет. Она мне еще пригодится, –
