потому, что нам с Хэдли придется снова бежать, если его выпустят. Мы уедем до того, как Кевина выпустят из тюрьмы, и никто не сможет меня остановить.
Мне все равно, останется ли он свободным после заседания, потому что я буду свободна от него. Я найду способ.
Поэтому вместо того, чтобы сжаться в комок, а это именно то, чего они хотят, я сажусь чуть выше и глубоко выдыхаю, что вызывает боль в моем боку.
— Мой муж бил меня раньше. Он бил меня, хватал меня, дергал меня за волосы и бросал о землю. Мой муж контролировал меня и изолировал от других людей. Он загнал меня в ловушку в каждом аспекте моей жизни, а затем угрожал убить нашу дочь и меня. Я не могу говорить о том, что он думает или о том, чем он это оправдывал в течение многих лет, но все, что я сказала сегодня, правда. Мой сосед спас мне жизнь, когда наша дочь побежала к нему, попросила о помощи и позвонила в 9-1-1. Я не имею с ним никаких романтических отношений. Мистер Эрроувуд действовал как друг, когда мне угрожала опасность, не более того.
— Ну, думаю, мы это еще увидим. — Адвокат отходит и садится рядом с Кевином.
— Вы можете идти, миссис Уолкотт.
Мои ноги как желе, когда я возвращаюсь на свое место.
— Хочет ли защита сделать заявление? — спросил судья.
Я села, мое тело задрожало и нервы дрожат. Я смогла пройти через это, но вот что на самом деле хуже всего. Никто из нас не может контролировать будущее. Шериф Мендоза снова входит в зал суда и садится рядом со мной, поэтому, меня окружают двое мужчин, которые показывают знак поддержки и защиты.
— На данный момент мы заявляем о пятой поправке и хотим дождаться суда.
Судья не выглядит удивленным, но я да.
Мендоса наклоняется, его голос — тихий шепот.
— Они знают, что есть достаточно доказательств, чтобы дело не закрыли, и лучше дождаться суда вместо того, чтобы он говорил там.
Да, не дай Бог, чтобы он выкопал себе яму. Такие же права должны иметь люди, которые были свидетелями ситуации, и жертва здесь я.
Насколько это все несправедливо?
Судья наклоняется вперед, опираясь руками на стол перед собой, и смотрит на защиту, а потом на прокурора.
— Я считаю, что сижу в этом кресле дольше, чем хотелось бы.
Распадается семья и всегда есть какая-то незаметная причина, которую представляет защита. Будто женщина или ребенок виноваты в том, что произошло. Я не знаю, когда мы, как судьи, почувствовали, что это допустимо. Но это не так. Мистер Уолкотт, я просмотрел медицинскую карту вашей жены, выслушал ее показания и заметил, что у вас их нет. Я слышал рассказ об этой ночи, видел фото, которые предоставила прокуратура, и слышал, как ваша семилетняя дочь бежала просить о помощи, веря, что ее мать умрет. Да, это не суд, но именно я должен решить, освободить ли вас до тех пор, и если да, то какой ценой. Обычно суды ставят сто тысяч долларов залога, но мне припоминается случай, похожий на этот. Я боюсь, что результат этого дела, если бы я не руководствовался своей интуицией, будет очень похожим на тот.
Поэтому я отказываю в ходатайстве о внесении залога.
Глава 13
Элли
Облегчение настолько сладкое, что я едва могу себя сдержать. Мы возвращаемся к Коннору, так что я могу забрать Хэдли и свои вещи, чтобы вернуться домой. Квартира Коннора… странная. Здесь чисто, но очень стерильно. Есть только односпальный диван и устаревший телевизор. В каждой спальне есть двуспальная кровать и комод, но на этом все.
Это дом, но не дом.
Хотя мой дом не замечательный, но он по крайней мере комфортный.
Я откинула голову на спинку сиденья и вдохнула через нос.
— Не могу поверить, что они его задержали.
— Честно говоря, я тоже.
Я посмотрела на него.
— Ты думал, что его отпустят?
Коннор склонил голову набок.
— Да. Обычно они принимают залог, и я надеялся, что Нейт сможет отстоять твои требования. Я был готов к результату, что этого не произойдет…
— И что?
Он оглядывается, а потом возвращается на дорогу.
— Я не знал, что буду делать.
— Уверена, что у тебя был какой-то план.
Коннор засмеялся.
— У меня были сумасшедшие идеи, это точно.
Думаю, это правда. Мы подъехали к его подъезду, и Коннор остановил машину.
— Все в порядке? — спросила я, пока мы тут сидим.
Он посмотрел на табличку с его фамилией, а потом на меня.
— Моя мать… она была сентиментальна во всех отношениях. Она хотела, чтобы у нас были традиции, которые мы передадим детям.
Когда мы подъезжали к дорожке, она останавливала машину и заставляла нас отвечать на вопросы. У каждого из нас был свой ответ, который, по ее мнению, отвечал нашим потребностям.
— Это мило.
Моя мама была такой же. Она всегда старалась сделать праздники особенными и делала то, что осталось со мной до сих пор. Каждый год на мой день рождения мама приходила ко мне в комнату с тортом в руках, и мы ели его на завтрак. Это традиция, которую я продолжила с моей дочерью, которая считала это лучшей штукой в мире.
— Не имело значения, что после ее смерти никто не ставил этот вопрос вслух. Мы с братьями до сих пор останавливаем машину и смотрим на этот знак, думая, какой бы была жизнь, если бы она выжила.
Понятно, что ее влияние на своих сыновей было гораздо большим, чем она могла себе представить.
— Какой был вопрос?
— Расскажешь притчу о стреле?
Я коснулась его руки, и она упала с руля, который он сжал. Моя рука опустилась к его, беря его пальцы в свои.
— Скажи мне, о чем эта история? — Я проговорила тихо, не желая разрушать волшебство момента.
— Ты не можешь выстрелить, пока не натянешь тетиву.
— Что это значит?
Коннор начал двигать рукой, полностью закрывая мою.
— Это значит, что тебе нужно использовать всю свою силу, и бороться с напряжением в руке, если ты хочешь того, чего хочешь.
Это означает, что если ты не натянешь тетиву лука, ты никогда не сможешь двигаться вперед и попасть в цель.
Мое сердце начинает сильно колотиться в груди, дыхание тихое, мы наблюдаем друг за другом. Эти слова сейчас очень остро влияют на мою жизнь. Я не хотела делать никаких движений из-за страха того, что может произойти, но
