в действительности. Не сомневаюсь, мама и папа ожидали вовсе не такую дочку, как я. Кто будет мечтать о девочке, которая постоянно пребывает в меланхолии, девочке, чей разум блуждает неведомо где, девочке, которой реальная жизнь представляется скопищем кошмаров. Девочке, которая хотела на все наложить фильтр вымысла и притвориться, что реальность выглядит по-другому, чтобы сделать выносимым это разочарование: наш ограниченный, выборочный опыт, ловушка разрушающейся оболочки, способность в основном воспринять только конечность всего – даже в моменты наслаждения.
Мечты о будущем Кларка, приходившие, когда он был младенцем … Все они безвозвратно развеялись. Все, что мне осталось, – настоящее. Иногда оно кажется невыносимым, но на самом деле это не так. В этом мире нет ничего невыносимого. Грустно, но правда.
– Дам тебе пенни, если скажешь, о чем думаешь, – улыбнулся Саймон, встретив мой взгляд.
– Не хочу попусту тратить твои деньги, – покачала я головой.
– Мои деньги, мне и решать, как их тратить.
– Ладно, ладно. Не удивительно, что мы вечно не можем вовремя выплатить налоги.
Мы уже выяснили, что в кинотеатрах Торонто не идет ни одного фильма, ради которого стоило бы два часа высидеть в кресле, и решили, что лучший вариант для сегодняшнего вечера – ассорти из суши-роллов и бобы эдамаме, в сопровождении легкого флирта. За этим должно было последовать все, что мы в эту неделю записали на PVR [10],– тоже неплохой способ скрасить часок-другой. Однако по дороге домой я обнаружила, что в мыслях упорно возвращаюсь к маме, с которой нам никак не удается друг друга понять. Причина этого непонимания была для меня очевидна. Каждая из нас абсолютно уверена, что лучше разбирается в жизни, в человеческих отношениях, в том, что нужно Кларку. И конечно, каждая из нас слишком хорошо знает, что нужно другой.
– Все, что я хочу, – чтобы она признала, что, возможно, иногда я знаю, о чем говорю, – сказала я Саймону, закрывая двери квартиры. В ответ он пожал плечами, метнулся в кухню поставить чайник, а вернувшись, произнес:
– Но ведь она желает добра Кларку, верно? И не ее вина, что она не представляет, что для него добро, а что зло. Как и все мы. Это неизведанная территория, по которой мы все передвигаемся на ощупь – и мы с тобой, и сам Кларк.
– Да…
– Вот видишь. – Повисла пауза. Струйка пара из носика чайника поднималась все выше. – Ты обижаешься на Ли, потому что она считает, что лучше знает, как воспитывать Кларка, верно? Постоянно требует, чтобы ты на него не давила. Говоря откровенно, по этому вопросу я склонен согласиться с ней. Кларк прежде всего ребенок, и об этом надо помнить. Для детей самоконтроль – серьезная проблема.
– Дети имеют обыкновение взрослеть. Кларк может остаться таким на всю жизнь.
– Он тоже повзрослеет. Возможно, медленнее, чем другие дети.
– Возможно?
– Откуда нам с тобой знать! Человек способен совершать резкие скачки в своем развитии. Он аутист, но это вовсе не значит, что он дурак. Одно тебе могу сказать точно – совершенно не важно, сколько времени займет этот процесс. Настанет день, когда он станет взрослым. А это означает, что ему придется жить в реальном мире, и с этим ничего не поделаешь.
– Все это верно. Но… – Я помедлила. – Мы не сможем быть рядом с ним всегда. Настанет день, когда мы уйдем. И мама тоже, еще раньше, чем мы. Он останется в этом мире совсем один.
– И что тебя пугает, Луиз? Думаешь, кроме нас его никто не будет любить? Да ты посмотри на него, какой он обаятельный.
– Он такой наивный.
– Ты говоришь так, словно это недостаток.
– Наивность может обернуться весьма серьезным недостатком. – В ответ Саймон лишь раздраженно вздохнул. – Скажи мне, что я не права, – взмолилась я.
– Не могу. Хотя ты действительно не права. Но лишь до определенной степени.
Несколько долгих мгновений мы смотрели друг на друга, и каждый был уверен в своей правоте. Наконец чайник засвистел. Тогда я вздохнула, опустила глаза и подумала:
Поживем – увидим.
* * *
Так что мы пили чай, в основном молча, потом занялись уборкой, то есть собрали и водворили на место все те бесчисленные предметы, которые, по обыкновению, разбросал по всей квартире Кларк – футляры от DVD, игрушки, пластиковые стаканы, пустые контейнеры, в которых не было ничего, кроме крошек от чипсов. Когда я загружала посудомоечную машину, Саймон подошел и смущенно прочистил горло. Взглянув на него, я заметила, что он прячет что-то за спиной, и против воли улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.
– Ну, – произнес он, – я думал подарить тебе это в конце вечера. А потом решил, что будет неплохо поднять тебе настроение прямо сейчас.
– Спасибо, – промямлила я, тронутая и удивленная одновременно. Саймон редко дарил мне подарки без повода. Иногда я намекала, что мне нужна та или другая вещь, но когда он наконец понимал мои намеки, неизменно выяснялось, что я уже купила ее сама, и это обстоятельство, естественно, расхолаживало Саймона. Он вручил мне коробку, в которой я сразу узнала фирменную упаковку Amazon.
– Воздержись от догадок, – предупредил он,
– Ой.
– Серьезно. Думаю, ты сама поймешь – это стоит того, чтобы несколько секунд потерпеть.
Я послушно кивнула, открыла картонные клапаны коробки и извлекла нечто плоское, завернутое в пузырчатый пластик. Разорвав его, я увидела книгу, неожиданно старинную, в твердом переплете. Обложка обтянута зеленой тканью, корешок истрепался, страницы пожелтели. Такие тома, покрытые вековой пылью, обычно стоят на полках университетских библиотек. Название на обложке отсутствовало. Изумленная, я открыла книгу и отыскала титульный лист.
На нем была изображена огромная змея, которая обвивалась вокруг маленькой девочки, одетой в пышное платьице в викторианском стиле. На головах девочки и змея красовались маленькие короны, на заднем плане темнел густой лес. Надпись над картинкой сообщала «Дочь королевы змей». Ниже шли слова «Вендские сказки и легенды». Еще ниже, мелким шрифтом «Собраны и переведены миссис А. М. Уиткомб». В самом низу страницы, совсем крошечными буквами: «Под редакцией Чарльза Пеллетье, магистра искусств и кавалера ордена Британской империи». Взгляд мой скользнул на соседнюю, издательскую страницу. Она притягивала меня как магнит, хотя я точно знала, что прочту под знаком копирайт: 1925, Торонто, Фабер & Фабер.
– Прости, что книга в таком удручающем состоянии, – донесся до меня голос Саймона. – Пришлось купить изрядно потрепанную, другой нигде не нашлось. Продавец согласился отправить ее в Канаду срочной почтой. Но я решил, ты правильно сказала, это что-то вроде инвестиции. Вложение в проект, который может обернуться чем-то важным…
Саймон осекся,
