людей, пропитывать землю людскими жизнями и жизнями чертей, чтобы тебе хватило энергии для ритуала очищения. Будь ты проклят! — думал я, все винил тебя, когда приговаривал людей к смерти на кольях из-за разбоев. Простых драк и… да, винил тебя, но… думал, что ты мразь бесчувственная и хотел попросить Эделя задушить тебя во сне — у меня бы не хватило духа. Но передумал. передумал в тот день, когда велел палачу отрубить руку мальчишке за кражу хлеба. Ты стоял со мной и смотрел… смотрел холодными глазами, но плакал и дрожал, и тогда я понял — Алетта жива, и я заставил мою малышку смотреть на этот ужас.
Не сразу я свыкся с мыслью, что Алетта станет другой. Да, ты повторял, что ваши души сольются воедино, сознание станет одним целым. Алетта будет помнить твою жизнь, а ты — ее, и первые месяцы личности будут конфликтовать, стараясь не сойти с ума…
Сложно было наблюдать за этим. Но чего бы я не говорил, ты спас не только мою дочь, но и моих людей от голода, излечил земли, сохранил титул и укрепил власть. Обо мне говорили, как о жестоком тиране, который не только ввел суровую политику ради выживания, но и заставил маленькую дочь участвовать во всем. Но это не моя слава, а твоя. Я ведь… кто я? Я был тряпкой, и только благодаря тебе стал тем, кем являюсь сейчас.
Возможно, странно такое говорить, но… куда уж страннее все говорить о тебе, как о мужчине. Ведь ты Алетта, моя дочь. Моя маленькая принцесса, которая выросла королевой. Прости меня, что не подарил тебе счастливое детство, но я был эгоистом и не мог потерять тебя. Ты стала чем-то новым, переродилась, и я боялся больше не увидеть знакомый блеск в твоих глазах, но нет, ты всегда была со мной, дорогая.
Я верю в тебя, знаю, что ты способна управлять Сорбецем. Ха-ха, да я тебе, наверное, всегда и мешал развернуться. Надеюсь, ты простишь меня, Алетта, что я умолчал от тебя кое-что. Боялся твоей реакции…
Я попрошу тебя кое о чем. Точнее, расскажу…
Для тебя настанут трудные времена, поскольку Авредий узнал нашу тайну. Точнее, об этом узнала чародейка, которую я, как последний идиот, согласился укрыть от гонений. Она обещала помогать нашим людям, и я поверил, дурак. Думал, что раз Асазризам сдержал свое слово, то не все колдуны опасны и коварны. Я не потому запрещал тебе видеться с ней, что боялся спровоцировать общественное недовольство, я опасался, как бы Изимира не раскрыла твою тайну.
Не знаю, что я сделал не так, но в итоге ведьма предала меня, обо всем поведала Авредию, который только и искал повод забрать Сорбец. Но я не мог отдать ему то, что твое по праву, что по праву принадлежит нашей семье. В моей власти было лишь отсрочить неизбежное…
К счастью, Авредий узнал лишь о проклятье, что я казнил людей под предлогом возрождения нашего края. Так ему передала Изимира. О тебе они не знали… либо молчали, черт пойми.
Я убедил его, что если он раскроет секрет процветания Сорбеца, то навредит себе, поэтому предложил иной выход… Прости меня за такое лицемерие и эгоизм, стоило посоветоваться с тобой и Эделем, но вы бы не позволили мне этого сделать. Поэтому я все решил сам. Решил дать Авредию возможность законным путем заполучить земли Сорбеца, убедил его, что младшая дочь не справится с тяготами управления о городе и землях, ей потребуется помощь, твердая мужская рука. Идиот согласился без промедлений. Я ведь знаю, что ты без боя не сдашься. Ты научилась милосердию у матери, заботе у сестры, Асаризам подарил бесценный опыт и стойкость, а я… мне, наверное, оставалось тихо уйти со сцены, чтобы дать твоей звезде загореться еще ярче.
Прости, что покинул вас так быстро. Авредий наверняка попытается убедить тебя, что моя смерть — коварный заговор. Не слушай его. Мои советники будут преданы тебе, ты это знаешь. Эдель любит тебя, как свою родную дочь, он будет предан тебе до самой смерти. Агасфер… ох, не нравился мне этот мальчишка, как он смотрел на тебя. Но парень толковый, не сделает ничего плохого.
Знай, дочка, я люблю тебя. Ты уже не та беззащитная принцесса, Асаризам сделал тебя сильнее. Я надеюсь, что ты все еще ты. А даже если нет, какое это имеет значение?
Защити наш город, защити нашу семью любыми способами. Если враги не понимают, кто ты на самом деле, заставь их осознать.
Люблю тебя.
Б.В.
Даже после третьего прочтения смысл строк не поменялся, только укрепился в сознании Алетты. Она бегала взглядом от строчки к строчке, держа пергамент трясущимися пальцами, и не знала, как правильно реагировать. На глаза наворачивались слезы, в какой-то момент девушка забыла о дыхании и едва не выронила предсмертное письмо отца.
Дела обстояли куда хуже, чем она представляла. Враг не просто начал строить против нее планы, а уже применил их на действии, сведя Бимона в могилу.
Утерев слезы, Алетта шумно выдохнула и вновь взглянула на письмо. Отец пожертвовал собой, чтобы дать им время, и тратить его на слезы — непозволительная роскошь. Хотя невероятно хотелось расплакаться, выдавить из себя горе, осознание пугающей реальности коробило девушку и едва не вгоняло в ужас. Все рушилось, рассыпалось в песок.
Дом молчал, только в одном уголке продолжал гореть свет, а перо выводило аккуратные буквы. Алетта даже не стала стучать, а тихо отворила дверь небольшого кабинета, в котором допоздна работал Эдель. Мужчина выглядел не менее уставшим, но сонливость его моментально исчезла, как только перед ним появилась хозяйка дома.
— Госпожа? В чем дело?
Алетта едва сдерживала слезы, ее глаза наверняка покраснели, и она боялась, что если скажет хоть слово, то разрыдается. Она только положила перед Эделем письмо. Мужчина недоуменно посмотрел на послание, аккуратно взял в руки, словно оно могло рассыпаться в пыль, и принялся читать. Лицо его не менялось довольно долго, пока, видимо, Бимон не поделился новостью о своем вынужденном самоубийстве.
И тогда девушка испытала иное чувство. Не только у нее отняли дорогого человека, барон Сорбеца был дорог и другим людям. Авредий Кастеон покусился на земли, за которые Валхольмы заплатили кровью и болью своих людей.
— Что будем делать? — Напряженно спросил Эдель, не моргая смотря себе на руки.
Его не только потрясла новость об истинной причине смерти Бимона, в нем закипала злость, которую Алетта прекрасно разделяла.
