летит в сторону. Щеки словно огнем опаляет.
— Ах-х-хренеть… — это я да! Сама не ожидала! Потому что Дима касается груди не только руками, но и вбирает в рот сосок, прикусывает. Ощущения острые. Сверху опадают вниз стрелами. Свожу бедра, а мой маньяк посмеивается.
— Кто-то любит грязные словечки.
Не то чтобы…
— Ой! — поднимает на руки. Цепляюсь за плечи, пока несет в комнату. Падаем на кровать.
Прижимает меня к ней. Затыкает рот поцелуем. Скольжение языка по моему. Руки на груди. Да я сейчас просто умру от наслаждения…
Стаскиваю с него грязную футболку. Улыбается. И этот вид заставляет мое сердце остановиться.
От понимания.
Влюбилась и пропала…
Внимательно смотрит мне в глаза, ниже, снова вверх. Сглатывает.
— Ты меня убьешь.
И это не вопрос. Утверждение.
Упирается лбом в мой.
Ничего не понимаю…
— Димочка…
Отталкивается от матраса, падает рядом со мной на спину.
Ощущение пустоты накрывает, а еще к нему примешивается страх.
Почему он остановился?
Дышит тяжело. У меня пятна перед глазами, потому что задерживаю дыхание.
— Кариатида не тех форм оказалась?
Улыбаюсь натянуто, глядя в потолок.
— Тех, — поворачивается набок, — не хочу, чтобы ты пожалела, — садится ко мне спиной.
Я повторяю его движения. Руками прикрываю грудь. Ребра сейчас вылетят наружу от того, как работает сердце. Сглатываю.
— Немного поздно озадачиваешься, — не могу скрыть горечи в голосе.
Поворачивается. Вид виноватый.
Нет!
Не хочу ничего знать!
— Рит, — пододвигается ближе, берет меня за руку, — я тебе кое-что расскажу, и ты решишь – уходить или остаться.
— Что-то мне не нравится такое начало…
— Мне тоже, — уголки губ дергаются вверх и тут же опускаются. — Не хочу, чтобы ты узнала правду и неправильно все поняла.
— Какую правду?
— Я… — настойчивый звонок в дверь. Дергаюсь, натягиваю рукава. Дима хмурится. — Сейчас. Тёмыч, наверное.
Спрыгиваю с кровати, пока Шумов смотрит, кто пришел.
Рита-Рита… Так феерично похоронить свой первый раз… Непроглядное невезение…
Не глядя, застегиваю пуговицы. Из коридора слышен женский голос. Ведомая любопытством, иду вперед.
— Ты нахрена его притащила?!
— А что я должна была делать?!
— Мать года, блядь! Давай медаль тебе вручу!
Выглядываю из дверного проема. Леночка, а за ее спиной… Владимир.
— Мать? — еле шевелю губами. С женщины перевожу взгляд на Диму. В ушах начинает гудеть.
— Рита, — рычит дядь Вова. Взгляд застывает на комбинезоне, где я неровно застегнула пуговицы, потом падает на голый торс Шумова и финальным аккордом останавливается на моем бюстгальтере, который валяется у ног маньяка. Лена охает.
— Дима…
— Мама!
— Тебе пиздец, мальчик, — Владимир резко шагает вперед…
31. Стеклами внутрь
POVМаргарита Ахметова
Я чувствую себя тормозом. Самой глупой в мире девочкой.
Мозг отчаянно отталкивает информацию и любые мыслительные процессы, включая «броню».
Но улыбаться здесь неуместно, да и как можно, когда Владимир собирается Диму расчленить?!
Я лишь рот открываю, стоит ему пронестись мимо меня.
Прет, как танк и сшибает Шумова с ног. Лена что-то орет, а я втиснуться между ними не могу — коридор узкий, а дядь Вова крупный мужчина.
— И? Опять по голове стукнешь? Тебе же не привыкать решать вопросы таким образом, — провоцирует Димочка.
Владимир не остается в долгу. Хлоп. Я охаю. Лена тоже. Обе нападаем на дядь Вову, потому что он не собирается останавливаться. Ему наши попытки остановить драку, как слону комарики. Никак не реагирует.
— За то, что тронул её, урою, — с рыком бросается на Диму.
Я отскакиваю назад. Они перемещаются в кухню. Звон. Удары.
Хочется прикрыть уши. Сердце тарабанит, словно ужаленное.
— Володя?! — орет на него Лена.
И в моей голове не укладывается, что она мать моего маньяка.
Вспоминаю её разговор с папой. Волосы начинают шевелиться на всем теле.
— Дядь Вова?! — сиплю. — Владимир?! — уже громче. — Владимир Юрьевич?!
Замирают оба. Дима хмурится. Губа разбита. У Владимира видок тоже непрезентабельный. Ссадина на скуле. Кожа рассечена. Оба дышат тяжело.
— Владимир Юрьевич? — вдруг скалится Шумов. — Трофимов?
Никто не понимает, почему Дима улыбается. Только улыбка выражает вовсе не радость, а безумие.
— Он самый, — рычит дядь Вова.
— Что ты устроил, Володя?! — толкает ладонью в спину Лена. Подходит к сыну, но тот отшатывается от её руки. — Мы так не договаривались!
— А мы вообще не договаривались, — гавкает на нее, — твой сын берегов не видит, Леночка. Ахметов ему за Риту душу вытрясет. Мстишь так гадко, сученок?!
Мстишь?
Перевожу взгляд на Диму. Он на меня. Синхронно сглатываем.
Дочка… Сын… Сестренка… Ахметова…Все фразы приобретают очертания и образы. Пирамидка выстраивается.
— Я не вы.
— Не подходи к нему! — встает между ними Лена.
— Что он тебе сделал, Рита? — ударяет внимательным взглядом по мне. Хочется прикрыться.
— Ничего, — говорю вроде, а голос будто не мой вовсе, — ничего, чего бы я не хотела.
— Блядь!
Такое ощущение, что Владимира Юрьевича сейчас на части разорвет от рыка, который он издает.
— Дима, — губы шевелятся. В моих глазах вопрос. В ответ виноватый взгляд и только.
Давай. Скажи мне что-нибудь, чтобы я успокоилась. Даже дышать перестаю. Молчит. Сжимает кулаки. Ему больно, но и мне тоже…
— Говори, зачем девочке голову морочил, — рыкает дядь Вова, — или сил не хватит?
Снова гляделки. С претензией, вопросом, укором, ненавистью, и, наверное, лишь у меня взгляд полный непонимания. Морочил?
— Не морочил, — выплевывает со злостью, — Рит? — спокойнее и с напором.
— Где твоя сестренка?
Поджимает губы. Лена прикрывает глаза ладонью.
— Уводи её, Володя. Ты же знаешь, что скоро здесь все шавки Тимура будут.
— Дим…
— Использовал он тебя, Рита, — припечатывает Владимир и берет меня за руку. — Пойдем.
Дергаю назад. Внутри расшатываются опоры. Поджимаю трясущиеся губы.
— Дима…
Кривится. Дядь Вова снова хватает меня за запястье. Больно.
— Иди, — выжимает из себя Шумов.
Перед глазами темнеет. Позволяю Владимиру развернуть себя к двери. Идем.
— Ты, Владимир Юрьевич, — летит вслед от Димочки, — рассказал бы ей правду, а то будешь, как я потом обтекать.
Выходим. Глухой удар. Маты в квартире.
— Дима?! Что ты делаешь?! — Леночка охает и ахает.
Спускаемся вниз. Дядь Вова помогает сесть в машину. Пристегивает ремень безопасности, садится за руль. Молчит. Отворачиваюсь к окну. Сопротивляться бесполезно. Меня все равно отвезут домой, хочу я этого или нет.
Проглатываю ком в горле. Слез нет, а вот ощущения есть. Так, видимо, разбиваются розовые очки. Вдребезги и стеклами внутрь.
— О какой правде он говорил?
— Не знаю.
Киваю. Даже если знает, то не скажет.
— У меня есть сестра?
— Нет.
— Как же вы достали… — голос срывается.
Прикусываю губу, чтобы не разразиться истерикой. Тогда я буду не я.
Молчим. Дышу тяжело. Мне легкие сдавливает от эмоций.
— Не использовал.
— Что? — с непониманием в мою сторону.
— Я его использовала.
—
