обращать внимания на бабочек, которые запорхали в животе от его прикосновения.
– Да, узнал, что ты считаешь меня мудаком.
Я хмурюсь.
– Я этого не говорила.
– И не нужно. Я и так вижу.
Мне уже говорили, что все эмоции написаны у меня на лице…
– А еще ты считаешь, что я веду себя так, будто мне принадлежит вся школа.
– Хм, так и есть.
– Она принадлежит моей семье, – поправляет он.
Я закатываю глаза.
– Как скажешь.
– А ты сегодня дерзкая, Пташка.
– Такой и становлюсь, когда ты лезешь в мои личные дела. – Я постукиваю карандашом по тетради. – Мы вообще будем сегодня заниматься проектом?
– Да. Давай. – Крю откидывается на спинку стула, не сводя с меня глаз. – Хочу взять у тебя интервью.
Меня охватывает беспокойство, отчего я сразу начинаю нервничать.
– Может, лучше я у тебя?
– Нет. – Он мотает головой. – Вчера вечером я придумал несколько вопросов. О том, что хочу о тебе узнать.
Почему его слова звучат как угроза?
– Поверь мне. Я не стану все о себе рассказывать.
– Мне казалось, суть проекта как раз в этом.
– Ты должен анализировать меня. Пытаться понять, а не просто выудить у меня всю информацию, – напоминаю я.
– А ты всегда умеешь все усложнить, – его слова звучат утвердительно.
А еще ранят, и мне от этого тошно.
– Ладно. Задавай свои вопросы.
Крю берет телефон, открывает заметки и, нахмурив брови, просматривает все, что туда внес. Я пользуюсь возможностью его рассмотреть, полюбоваться точеными чертами лица. Резкой линией челюсти и мягкими губами. Пропорциональным носом и острыми скулами. Густыми бровями и светло-голубыми глазами. Его лицо, словно произведение искусства, такое можно увидеть на картине столетней давности. У бездушного аристократа в облегающем трико, которое подчеркивает мускулистые ноги, и бархатном пальто, демонстрирующем немыслимое богатство.
Крю вписался бы в ту пору и вписывается сейчас. Каково это, знать свое место? Быть уверенным в нем?
Я думала, что знаю, но с тех пор, как начался проект, сбита с толку. Чувствую себя не в своей тарелке.
– Итак. – Низкий голос Крю вырывает меня из размышлений, и я снова сосредотачиваюсь на нем. – У тебя есть увлечения?
– Какой пространный вопрос. – Погодите, я что, дразню его?
– Зато верный способ узнать, что тебе нравится. – Логично.
– Я люблю путешествовать.
– Где ты уже побывала?
– Много где. Объездила всю Европу. Была в Японии. Ездила в Россию несколько лет назад.
– И как оно? – Я замечаю, что он делает заметки. Хм-м.
– Ходила с родителями на выставку.
– Точно. Они заядлые коллекционеры.
– Да. Мама стала экспертом в мире искусства. Поедет куда угодно, чтобы заполучить понравившийся экземпляр. Мы летали в Россию пару лет назад. В феврале. Стояли жуткие морозы. Мы задержались там на несколько дней, потому что рейсы постоянно отменяли из-за погоды, – объясняю я.
– Как тебе в России?
– Там красиво, но ужасно холодно. Небо постоянно было серым. Может быть, в другое время года мне бы там больше понравилось.
Крю и впрямь что-то печатает в заметках, и мне не терпится узнать, что он написал.
– Чем еще тебе нравится заниматься?
– Я люблю читать.
Крю пристально на меня смотрит.
– Скукотища.
– Без чтения невозможно получить такой средний балл, как у нас, – замечаю я.
– Верно. Но для удовольствия я почти не читаю.
От того, как он произносит слово «удовольствие», меня посещают мысли о…
Порочном.
Чем он занимается ради удовольствия?
– Что еще, Пташка? – спрашивает он тихо. С любопытством.
– Я люблю искусство, – признаюсь я.
– Какое?
– Да любое. Когда тебя всю жизнь таскают по всевозможным художественным галереям, начинаешь ценить то, что видишь. Со временем произведения начинают говорить с тобой. Внезапно у тебя появляется растущий список художников, которыми ты восхищаешься. – У меня вырывается вздох. – Поначалу я противилась. Не хотела ходить в музеи или галереи. Считала, что там скучно.
– В детстве все таким и кажется. Там ужасно скучно, – подтверждает он.
– Именно. Я стала больше его ценить, когда мне исполнилось тринадцать. В некоторые произведения прямо-таки влюбилась. – Уголки моих губ подрагивают в улыбке. – Есть одна работа, которую я открыла для себя пару лет назад и которая стала моей любимой.
Его глаза загораются любопытством.
– И что же это?
– О, да ерунда. – Вообще не стоило в этом признаваться. Ему это неважно. Вовсе нет. – Просто работа, которая меня привлекла.
– Расскажи мне о ней, – подталкивает Крю, и я тут же мотаю головой.
– Это скучно.
– Давай, Рен.
Судя по голосу, он очень на меня раздражен, но, назвав меня по имени, побуждает продолжать.
– Она была создана в 2007 художником, который исследует разные средства и использует разнообразные материалы. Как я читала, в ту пору, когда он создал мое любимое творение, он еще был наркоманом.
– Наркоманом? Кажется, это противоречит твоим моральным принципам, Пташка.
– Сейчас он вылечился. Порой люди совершают ошибки. Никто не идеален, – говорю я, пожав плечами.
– Кроме тебя. – Крю ухмыляется мне. – Должно быть, ты самая безупречная девушка в кампусе.
– Брось. Я точно не безупречна, – подчеркиваю я, негодуя оттого, что он мог так обо мне подумать. Сложно соответствовать стандартам всех вокруг. Родителей. Учителей. Школьниц, которые смотрят на меня с уважением. Даже тех, кто считает меня нелепой.
Крю вообще не удостаивает мои слова вниманием.
– Как выглядит эта картина?
Я сажусь прямо, обрадовавшись возможности о ней рассказать.
– Огромное полотно, покрытое поцелуями.
– Поцелуями?
– Да. Художник просил одну и ту же женщину целовать холст, накрасив губы разными оттенками помады Chanel. – Я улыбаюсь, когда Крю хмурится. – И каждый раз она по-разному целовала холст. То сильнее. То мягче. То разомкнув губы, то плотно сжав.
– Ясно.
– Изначально у полотна не было названия, но в мире искусства оно известно как «Миллион поцелуев в твоей жизни». Папа пытался выкупить для меня картину в качестве сюрприза на день рождения, но ее нынешний владелец не захотел с ней расставаться. Есть еще одна похожая работа, но ее тоже не найти.
– И сколько стоит та, которую ты хочешь?
– Много.
– Ясно, что много. Но могут подразумеваться разные суммы.
– Когда ее выставили на аукционе, она была продана частному коллекционеру за пятьсот тысяч долларов.
Крю фыркает.
– Такую легко купить.
– Нет, ведь владелец не хочет ее продавать. Для него она бесценна. – Я беру телефон. – Хочешь посмотреть?
– Конечно.
Я открываю гугл, и не проходит минуты, как нужная картина появляется на экране. От одного ее вида у меня приятно замирает сердце. Бессознательно, как бывает, когда что-то взывает к тебе, затрагивает глубинные струны души.
Меня никогда не целовали, но могу представить, каково было бы поцеловать мужчину и оставить на его
