смешанный со сладковато-горьким запахом ее тела.
Дикая музыка становилась осязаемой и, волнами проходя через тело, начала причинять почти физическую боль. Стены Temple то наступали, то отдалялись в безумном танце. Зал постепенно потерял границы, и в пульсирующем свете ламп изгибающиеся тела стали похожи на зловещие тени. Мир разлетелся на цветные осколки, все перемешалось, как в огромном калейдоскопе.
Никиту охватило ощущение нереальности происходящего. Голова раскалывалась, к горлу внезапно подкатили спазмы, руки и ноги стали деревянными, чужими. Он развернулся в поисках выхода, ища глазами Алекса. Блондинка что-то разочарованно говорила, пытаясь привлечь внимание, но Никита уже не слышал. С большим трудом вывернувшись из ее цепких рук, стараясь подчинить себе непослушное тело, он медленно пытался уйти с танцпола, но вдруг пораженно замер. Фак! Не может быть! Что она здесь делает?! Возле барной стойки, кокетливо смеясь и типичным жестом поправляя прядь длинных темных волос, стояла знакомая женская фигура.
Никита хотел закричать «Ева!», но язык не слушался.
Краем помутившегося взгляда Осадчий заметил, как к Еве подошел широкоплечий светловолосый тип и, протянув коктейль, нахально провел ладонью по ее бедру. Никита почувствовал, что кулаки сжимаются, а во рту возникает железный, горьковатый привкус надвигающейся схватки.
– Убери руки, мразь! – заорал он и начал пробираться сквозь равнодушных танцующих, словно по вязкому болоту. Прошла целая вечность, пока Осадчий преодолел несколько метров, отделяющих его от Евы. Блондин, стоящий рядом, смерил Никиту неприветливым взглядом.
Это еще кто?!
Всю свою ярость Осадчий вложил в удар. Словно в замедленной съемке, он наблюдал, как кулак вонзается в челюсть соперника. Тот упал навзничь, не ожидая внезапной атаки.
Никита, будто разъяренный хищник, набросился сверху и, не останавливаясь, наносил удар за ударом. Раздались крики, кто-то попытался оттащить его, – напрасно. Вид крови – уже непонятно чьей, своей или противника – подстегивал еще больше. Костяшки пальцев были разбиты, каждый удар отзывался болью, но именно она приносила странное удовольствие, заставляя его продолжать.
– Прошу вас, прекратите! Пожалуйста! – Темноволосая девушка опустилась на колени рядом с Никитой, плача и пытаясь закрыть собой лежащее тело. На секунду Осадчий поднял затуманенные глаза – перед ним было чужое лицо: карие глаза с размазанной тушью, родинка на щеке, ямочка на подбородке.
«А где Ева?» – промелькнула в голове последняя мысль.
И наступила темнота.
* * *
В полной темноте Ева поднималась по ступенькам, прижимая к себе увесистый букет. Свет в подъезде не горел, поэтому Артем галантно предложил провести ее и теперь шел впереди, освещая путь фонариком на телефоне.
– Хороший вечер, правда? – В голосе Ратмистрова слышалась довольная улыбка.
– Да, неплохой, – сдержанно ответила Ева.
– Всего лишь? Значит, на следующем свидании мне придется больше стараться, – усмехнулся мужчина.
«Второе свидание?.. Надо же, я ему понравилась», – подумала Ева, а вслух произнесла:
– Возможно… Вот мы и пришли.
Ева в нерешительности остановилась на лестничной площадке, подняв задумчивые глаза на Артема. Тот осторожно, но настойчиво положил руку ей на талию и, прочитав согласие во взгляде, неспешно приблизил свои губы к ее рту.
От Артема приятно пахло дорогим парфюмом, тепло его ладони чувствовалось даже через одежду. Ева закрыла глаза, расслабила плечи и ощутила прикосновение горячих губ. Второй рукой Ратмистров аккуратно взял ее за подбородок и хотел было прижать к себе, но поцелуй не успел стать по-настоящему взаимным. Воспоминание пронзило Еву, словно молния: другие настойчивые губы, требовательные прикосновения и манящий запах… Она резко распахнула глаза и сделала шаг назад:
– Доброй ночи, Артем.
В тишине спящего подъезда раздался звук закрывающейся двери.
* * *
Горячие капли скользили по обнаженному телу. Ева глубоко и часто дышала, медленно касаясь своей груди: очертила руками плавные контуры, слегка сжала нежную кожу, провела пальцами по набухшему соску. Тишину ванной комнаты нарушил ее приглушенный стон. Ладонь скользнула по мокрому животу и ниже – к треугольнику влажных темных волос. Девушка запрокинула назад голову, предвкушая удовольствие, закрыла глаза и медленно развела ноги. Указательным пальцем провела по нежным розоватым губам, слегка задрожав от нарастающего возбуждения. Затем проникла рукой глубже, нащупав набухший, чувствительный бугорок клитора. Плеск воды соединился с ее низким стоном.
В голове одна за другой возникали сладостные картинки, перемешиваясь, словно тягучий сироп: мужские руки настойчиво прикасаются к телу, сжимают бедра, намокшие губы ласкают соски, она чувствует его запах, его желание, выгибается навстречу всем телом, видя вожделение в синих, цвета морской волны, глазах…
Пальцы Евы ускорились, интуитивно находя нужный ритм. Каждое движение усиливало удовольствие, приближая к желанному пику. Волосы растрепались, стоны стали громче, девушка забыла, где она находится, и отдалась волне возбуждения. Дыхание сделалось тяжелым, зрачки расширились, и каждая клеточка напряглась, словно наэлектризованная, в ожидании грозового разряда.
Взрыв! По телу волнами побежали сладкие судороги, и, чувствуя, как сокращаются мышцы внизу живота, Ева развела ноги и обессиленно откинулась на спинку ванны. Приятная истома разлилась, заполнив собой все. Тело стало тяжелым, полным одновременно эйфории и спокойствия.
По запотевшему зеркалу пробежали тяжелые капли воды, проникая друг в друга и сливаясь в единое целое.
Глава 16
Голова раскалывалась, каждое движение в теле отзывалось болью. Никита с трудом открыл глаза, поморщившись от яркого света. В горле пересохло, пустой желудок сжимали отвратительные тягучие спазмы. Приложив немало сил, он поднялся и с облегчением обнаружил, что проснулся в собственной спальне: картина Шагала напротив кровати, любимое антикварное кресло с драконами, знакомый вид на океан. Привычный порядок в комнате нарушали разбросанные ботинки, валяющийся на полу торшер, следы грязи на простыне. Вчерашняя одежда была помятой и странно пахла. На прикроватной тумбочке стояли заботливо оставленные кем-то стакан воды и аспирин. Осадчий потянулся к ним и только сейчас увидел, что костяшки пальцев сбиты в кровь, словно у потерявшего рассудок уличного бойца.
– Твою мать!.. Я убил человека.
Воспоминания о прошедшей ночи навалились разрозненными обрывками, Никита вскочил с кровати, быстро спустился по огромной мраморной лестнице и оказался в залитой солнцем гостиной.
В кресле, явно разбитый и невыспавшийся, тоже во вчерашней одежде, сидел Алекс Уайт, нервно гипнотизируя взглядом чашку кофе.
– Санто чьело! Смотрите-ка, кто живой! – Он мрачно поднял глаза и с ног до головы осмотрел Никиту.
– Алекс, ты здесь? Что вчера произошло?
– Рассказать? Да легко! С чего начать? Как ты напился в хлам, напал на самогó Криса Стюарта, оттащил его от жены, попытался ударить, а потом с остервенением и сумасшедшим лицом месил пол кулаками, пока тебя не скрутили секьюрити?! Жаль, что ты этого не помнишь, но я уж точно не забуду, кольоне!
Алекс стремительно
