не попасться.
Медленно привстав, вижу Лиама и Джолин. Он стоит ко мне спиной, чуть наклонившись, а она отходит от него и скрещивает на груди руки.
О, да тут драма!
Я не слышу, о чем они говорят, так что спускаюсь чуть ниже, стараясь не шуметь.
Теперь до меня долетают слова Джолин:
– Бруклин говорила, ты флиртовал с Брэнди на уроке английского.
Он фыркает.
– Серьезно? Я попросил у нее ручку. Ручку! Бруклин много болтает.
– Да? А как же та девчонка, с которой вы познакомились летом? Она тебе до сих пор написывает.
– Я ведь уже объяснял! – Он понижает голос. – Мне повторить?
Она раздраженно хмыкает.
– Ну детка… – бормочет он.
Джолин отвечает – резко, но тихо и неразборчиво. На какое-то время воцаряется тишина, а затем:
– Не нуди, Джо. Нокс скоро о ней забудет, а нет – да и пофиг. Он мне врезал! Из-за нее! Не смей его оправдывать только потому, что вы трахались. Думаешь, я забыл? Да я каждый раз при виде него вспоминаю!
Она что-то бормочет. «Я тебя люблю», кажется.
Лиам поддерживает ее за подбородок.
– Знаю, малышка. Я тебя тоже.
Фу!
– Он считает себя самым главным, но это я тут звезда! Если бы не моя защита, мы ни одной игры бы не выиграли.
Как жаль, что я не вижу его лица! Не отказалась бы полюбоваться фингалом.
Джолин укладывает руку на пояс, и я дергаюсь при звуке своего имени.
Он напрягается.
– Она сама ко мне липла. При чем тут я? Ты же знаешь этих девчонок! Они вечно лезут. Но я им отказываю, детка. Честно. Ты для меня на первом месте. Мы с Дейном даже не оставались до конца вечеринки, сразу завалились ко мне. Я ее не трогал. Он подтвердит.
Ого! Она никак не забудет то видео, а я даже не помню, как с ним танцевала!
В голову лезут мрачные мысли, и я закрываю глаза. Сколько раз я твердила себе, что не виновата, и все равно становится горько… Я ведь действительно танцевала с футболистами. Действительно напилась. Никто меня не заставлял. Я сама это сделала.
Но мной воспользовались, и… Нет. Нет-нет-нет!
Они целуются. С языком.
Гадость какая!
Порно меня не интересует, и я хочу уйти, но телефон вываливается из кармана и с грохотом падает на бетон. Звуки поцелуев резко обрываются; съежившись, я подбираю телефон и отодвигаюсь подальше. Дверь на лестницу хлопает. Меня накрывает облегчение.
Опасливо высунувшись из-за перегородки, я вижу Джолин: ссутулившись, она достает из сумочки зеркальце и поправляет макияж, а потом судорожно вздыхает и дрожащими руками приглаживает каштановые волосы.
Я снова прячусь и хмурюсь. Где ее гордость? Где чувство собственного достоинства? Она напоминает мне маму: та тоже велась на ужасных мужчин, которые третировали ее и делали вид, будто так и должно быть. Деньги, красота и статус королевы школы не помогли ей добиться большего. Она бросила меня на той вечеринке, и за это я ее ненавижу – но вместе с тем немного жалею.
Забыв о ней, поднимаюсь на третий этаж. Там тихо, но стоит повернуть за угол, и я натыкаюсь на широкую грудь, обтянутую белой рубашкой, от которой доносится запах хвои.
Подняв голову, смотрю в серые глаза, оглядываю пучок волос и красивые острые скулы.
– Смотри, куда идешь, солнце! – говорит Дейн. – Никогда не знаешь, кто ждет за углом.
В коридоре пусто, и он совсем близко – нас разделяет буквально полшага. До этого мы ни разу не оставались наедине, и я отталкиваю его от себя сильнее, чем собиралась.
Пошатнувшись, Дейн запрокидывает голову и смеется, окидывая меня взглядом.
– Понятно, почему его так к тебе тянет!
– Кого? – сквозь зубы произношу я.
– Сама знаешь.
– Хватит ко мне лезть, – бросаю я. Слишком громко, почти срываясь на крик.
Он щурится.
– Не трогай его, Ава. Мой брат – не игрушка.
Чего?
– Ты совсем сбрендил?
Он недовольно выдыхает.
– Ты даже не представляешь, какая жопа у него в жизни. Он делает вид, будто все хорошо, держит все в себе, и я боюсь, что рано или поздно он просто не выдержит. У него есть сердце, пусть он и держит его под замком. И если ты надеешься разрушить его карьеру…
Я трясу головой.
– Ты вообще о чем? Что я сделаю твоему брату? Это он со мной в кошки-мышки играет!
Дейн поджимает губы.
– Ладно, забей.
– Ты вообще невменяемый, что ли? Думаешь, это я над ним издеваюсь?
Он постукивает пальцами по ноге и не сводит с меня прищуренных глаз с расширенными зрачками.
– Понятно, опять наркотики. Отвали от меня! – Я разворачиваюсь и собираюсь уйти, но…
– Ава! – Отчаяние в голосе заставляет повернуться.
– Что? – спрашиваю я, сжав кулаки.
Его лицо перекошено, во взгляде читается непонятная уязвимость.
– Ну? Говори!
Он ненадолго закрывает глаза, словно ждет, пока я исчезну, но я стою на месте и не могу пошевелиться. Ему явно есть что сказать.
– Когда ты обратилась в полицию, Нокс прошелся по нашей команде. Допросил всех игроков с пристрастием. Даже старшеклассников, которые сейчас выпустились. Выбесил жутко! Мы кучу игр проиграли, потому что он обвинял всех, кто с тобой танцевал. Включая меня.
Меня охватывает смятение. Почему? Зачем ему это?
Впрочем, сейчас это неважно.
Грудь вздымается.
– Ты это сделал? – резко говорю я. – Если кого послушать, так это я на тебе висела, хотя я такого не помню. Очень в этом сомневаюсь. – Я оглядываю его с ног до головы и фыркаю. По Дейну видно, что он борется с собой, и это придает мне храбрости.
Он отводит взгляд и тяжело сглатывает.
– Я… не такой. Не ты одна мало что помнишь.
Я разворачиваюсь и ухожу, но меня настигает все тот же отчаянный голос:
– Ава, стой!
Игнорирую его и иду дальше, продемонстрировав средний палец. Но потом замираю, когда слышу его слова:
– Нокс нанял частного детектива. Три месяца пытался понять, что случилось той ночью. Он никому не сказал, только нам с папой, и я догадываюсь, что его зацепило…
Он замолкает, и я оборачиваюсь.
– Что?
Он мотает головой.
– Что?! – кричу я, и Дейн вздрагивает.
– Черт… С нашей мамой случилось то же, что и с тобой.
Воздуха не хватает, и я задыхаюсь, прижав руку к груди. Не свожу с Дейна глаз.
– Я не знала…
– Не ты одна. – Он смотрит мне куда-то в плечо и сжимает ладонь в кулак, пытаясь собраться. Получается плохо, потому что руки трясутся, когда он прячет их в карманы штанов. – Она работала пианисткой в симфоническом оркестре Нэшвилла. Как-то ночью после концерта вышла через боковую дверь, а ее поджидали два парня. Они… они… – Он судорожно вздыхает. – Они сломали ей руку и несколько ребер. Она потом несколько дней лежала в больнице… – Он ловит ртом воздух. – Они изнасиловали ее и бросили в переулке.
Стоит только представить, и ужас когтями впивается в сердце. Меня тошнит, и я глубоко вздыхаю, пытаясь переварить новую информацию.
– Дейн… Я очень сочувствую…
Он не слышит – или не отвечает, потому что слова вырываются из него с силой.
– Отец скрыл детали от прессы, но я до сих пор помню, как она боялась темноты, как по сто раз проверяла все двери, как сидела и смотрела перед собой пустым взглядом… Я все замечал, и Нокс тоже. Как-то она посреди ночи вернулась в тот переулок – босая, в одной сорочке. Она так и не оправилась. И мой отец тоже. – Закрыв глаза, он тяжело вздыхает. – Пиздец…
Затем проходит мимо, пинком открывает дверь на лестницу и пропадает.
За роящимися мыслями я не замечаю, как забредаю в актовый зал и моргаю, привыкая к темноте после яркого света коридора.
Их маму изнасиловали. И меня тоже.
Нет, я… не могу сейчас об этом задумываться.
Я обвожу взглядом огромное помещение: новые мягкие кресла, большую сцену с черным бархатным занавесом. Наверху виднеется надпись в греческом стиле: «Старшая школа “Кэмден”». Перевожу взгляд на сцену; прожекторы под потолком ждут своего часа, готовые окутать выступающих своим светом.
Устроившись на кресле, запрокидываю голову и разглядываю тяжелые позолоченные люстры, обдумывая ситуацию. Через какое-то время адреналин выветривается из крови, и вместо него приходит усталость.
Глаза закрываются…
Сильные руки поддерживают меня, усаживают в машину. Он что-то бормочет, пристегивая ремнем. Касается щеки, смотрит на меня сверху вниз, вопросительно вглядывается в лицо.
– Ава…
Меня будят звуки фортепиано. В плавной мелодии я узнаю «Небоскреб» Деми
