оглянулась на Ойгора. Значит, он бежал раненый?
– Идем со мной. На что он тебе? Нужно выбирать того, кто сильнее. Даже зверь так делает.
– Я уже выбрала того, кто сильнее, – ответила Эркеле, облизывая сухие губы.
Внезапно справа раздался холодящий кровь сердитый рык. Охотник мгновенно натянул тетиву, одновременно разворачиваясь на звук. Исполинский бурый медведь выступил из сумеречных таежных теней – сам не то тень, не то живое существо. Он поднялся на задние лапы и снова заревел. Железный наконечник стрелы тут же впился ему в грудь. Оцепеневшая Эркеле перевела взгляд на Охотника и невольно восхитилась: на его лице не было и следа страха. Только уверенность в себе и азарт. Он бросил лук и снял с пояса длинный нож.
Медведь грузно опустился на все четыре лапы, ломая стрелу, и бросился на человека. Что-то в черных угольках его глаз дало Эркеле понять, что для них с Ойгором хищник не опасен.
– Спасибо, Меш Ээзи, – сказала она звенящим от напряжения голосом и помогла Ойгору подняться. – Постарайся, пожалуйста. Уйдем отсюда.
Человеческий стон и рев раненого животного заставили Эркеле обернуться еще раз, прежде чем уйти. Огромный зверь сжал Охотника в смертельных объятьях. Холодное железо ножа заливала темная кровь. Человек и Тайга сошлись в схватке, и ни один не сомневался в своих силах. Посиневшие губы Охотника, покрытые розовой пеной, не покидала нагловатая улыбка, даже когда острые зубы сомкнулись на его горле. Эркеле поспешно отвернулась.
Когда начался кедрач, а солнце уже почти село, Эркеле приметила просторную полость в корнях. Там и решили укрыться на ночлег.
Ойгор обессиленно привалился боком к узловатому корню и закрыл глаза, придерживая стрелу у основания. Он дышал мелко, неполной грудью. Левую половину живота и поясницы заливала кровь, стекая на штаны. Стрела, кажется, не задела жизненно важные органы, пройдя намного ниже сердца, но Ойгор истечет кровью еще до рассвета.
– Что мне делать? – беспомощно спросила Эркеле. – Почему ты не сказал, что ранен? Я бежала и даже не оглядывалась, слыша, что ты не отстаешь.
– Это ничего бы не изменило, – ответил Ойгор. – Послушай, ты должна обломать стрелу поближе к телу. Она мешает. Выдергивать нельзя, даже не думай. Кровь не остановим. Погоди, у тебя же есть нож.
Эркеле кивнула и принялась отпиливать торчащую спереди и сзади стрелу, оставляя в теле лишь обломок, запечатывающий рану. Ойгор терпел, сжав зубы. Иногда он на короткое мгновение терял сознание от слабости и боли. Милое личико Эркеле расплывалось яркими пятнами, и наступала тьма, тут же вновь сменяясь сумеречным светом предзакатной Тайги.
– Ты не потеряла мешок, что дала Сестра?
Эркеле покачала головой.
– Нет ли там воды?
Эркеле обнаружила хлеб, сыр и немного вареного мяса. Воды не было. Да и от еды, весь день пробывшей на жаре, неприятно пахло.
– Я поищу воду. Лежи, – сказала Эркеле и растворилась в Тайге.
Ойгор сжал нож в слабой руке и стал ждать.
Она вернулась быстро. Ее рубаха стала короче. С кривого подола свисали нитки. Оторванную часть Эркеле бережно сжимала в руках. Ткань была насквозь мокрая.
– Мне же не во что набрать воду, – виновато пробормотала Эркеле. – Там ручей есть. Я помогу тебе дойти, как только немного отдохнешь. А пока – вот.
Она аккуратно выжала ткань так, чтобы тонкая прерывающаяся струйка мутной воды попала на губы Ойгора. Ему удалось сделать несколько глотков. Эркеле отерла кровь с его тела и отбросила влажную окровавленную тряпку прочь.
– Пойдем к ручью. Промою рану, оторву еще кусок рубахи и перевяжу потуже. Так ведь можно будет вытащить стрелу, да?
– Я уже никуда не дойду, – улыбнулся Ойгор, проведя ледяными пальцами по щеке Эркеле.
– Хорошо, полежи еще. Правда, скоро будет совсем темно, но я вижу в темноте и…
– Я уже никуда не дойду, – повторил Ойгор, прикладывая палец к ее губам, чтобы она не продолжала.
Он разглядывал Эркеле в последнем свете засыпающего дня: грязная, растрепанная, одетая в лохмотья, она оставалась прекрасным видением, таежным мороком.
– Теперь ты бы согласился пойти к тому озеру? – спросила Эркеле, глядя в сторону.
– Да, вот теперь у меня выбора нет.
– Я все это время вела тебя туда. Отдохни до утра, а потом пойдем. Напрямик это день пути. Но пути тяжелого. Придется пробиваться сквозь чащу и болота.
Она вымученно улыбнулась. Ойгор не ответил. Он был уверен, что умрет к утру.
Когда он задремал, Эркеле выбралась наружу и стала вглядываться в потемневший лес. Среди неподвижных силуэтов деревьев маячило что-то живое. Эркеле сняла рубаху, чтобы та не мешала, когда она обернется зверем. Темная громада, приблизившись, обрела медвежьи очертания. Медведь покачивался. Эркеле с облегчением вздохнула и закрыла глаза. Когда она вновь решилась их открыть, перед ней в ночи белело человеческое тело с бурыми пятнами кровавых ран. Высокий темноволосый юноша шагнул ей навстречу, выставив вперед руку с растопыренными пальцами, словно прося не бросаться на него.
Ночная Тайга то там, то тут наполнялась тихим топотом маральих копыт и едва слышным шорохом мягких когтистых лап. Сверкали в темноте огни хищных глаз, поймав свет выкатившейся на небосвод луны. Марал не наставлял рога на барса, а снежная кошка не скалила клыки. Меш Ээзи отправил на помощь своему созданию таких же, как она. Один за другим с негромким хлопком становясь из зверей людьми, мужчины и женщины разных возрастов подходили к Эркеле. Они не знали языка, на котором могли бы говорить, но сердце каждого билось в унисон с сердцем Тайги.
Ойгору казалось, что он парит над землей. Плывет, покачиваясь. Он то просыпался, то погружался в сонный горячечный бред. Над ним склонялись лица, черты которых он не мог различить. Боль поглотила тело целиком, так, что он уже не чувствовал его. Удавалось только моргать и дышать, да еще немного размышлять.
Мысли роились в голове бессвязно, сбивчиво. Ойгор думал о том, что, даже если он уже умер, Эркеле одна не пропадет. А если он умер, то кто эти тени вокруг? И всегда ли в этом мире так темно? И какой же зверь узнал его имя, что он, Ойгор из охотников, попал в нижний мир из мира подлунного?
Но встало солнце, и Ойгор, окончательно проснувшись, обнаружил, что жив. Он лежал на жестких носилках из веток, которые несли молчаливые незнакомцы, сменяющие друг друга. Заметив, что он в сознании, Эркеле появилась сбоку от носилок и ободряюще ему улыбнулась. Она была без одежды, как и другие. Ойгор понял, кто они такие.
Он чувствовал себя почти здоровым, только слабость никак не проходила. Он не раз слышал, что перед смертью часто становится лучше. Но не мог же сон исцелить его.
Шли долго. Ойгор смотрел вверх на мелькающие ветки кедров и лоскуты голубого неба между ними. Солнце достигло зенита, когда он услышал плеск воды под ногами несущих его людей. Он приподнял голову, насколько получилось, и дух захватило от открывшейся ему бирюзовой красы.
Процессия остановилась.
– Ничего не бойся, – сказала Эркеле. – Когда все начнется заново, я буду рядом.
Она склонилась над ним, прижимаясь щекой к щеке. Ойгор ощутил, что носилки больше никто не держит. Спину обожгло ледяной водой, неправдоподобно холодной для летнего озера. Он медленно погружался, задержав дыхание и понимая, что надо бы сделать всего несколько гребков, чтобы выплыть. Но тело не шевелилось. Сквозь голубую толщу он видел лицо Эркеле. Легкие предательски расширились, наполняясь водой, и все закончилось.
Он с трудом открыл глаза. Под веки будто набился ил. Мокрое, заледеневшее тело дрожало, стучали зубы. Он пошарил руками вокруг себя, словно что-то потеряв. Он не понимал, где он, что произошло, но это и не волновало его. Ему удалось подняться, и тут он заметил на лежащем на берегу поваленном стволе рыжеволосую
