и будет орать во всю глотку, что здесь – русские, иваны… Но даже если случится такое чудо, он уцелеет, его за преступную потерю бдительности, приведшую к угону танка, гибели механика-водителя, ждет верный трибунал и позорный расстрел перед строем или в лучшем случае – штрафной батальон с лишением звания и наград. Так что и тут фортуна повернется задом… И за что такие кары, Пресвятая Дева Мария? Аминь…
Родин подъехал плавно к шлагбауму. Своей запыленной рожей, торчащей из люка, он ничем не отличался от штатного механика-водителя.
Трое солдат на посту с интересом воззрились на русский плененный танк, офицер, гауптман полевой жандармерии, деловито и строго попросил представиться. Лейтенант Ланге назвал свою фамилию, должность и подразделение – 505-й батальон тяжелых танков и сообщил, что они провели успешную операцию и надо срочно доставить трофейный танк командованию. Гауптман подошел к машине, внимательно осмотрел, записал бортовой номер 124 и поинтересовался, почему русский танк едет с закрытым люком, не по-походному. Ланге в душе обозвал его любопытной тыловой свиньей. Но фронтовик-танкист любой армии тут же найдет, что ответить, и Хорст невозмутимо пояснил, что люк заклинило после попадания снаряда. Жандарм удовлетворился ответом, кивнул солдату, чтобы поднял шлагбаум:
– Штаб в пятистах метрах, лейтенант, там есть указатель. И для информации: в трех километрах отсюда заняло позиции подразделение русских танков.
Ланге козырнул:
– Благодарю, гауптман.
Родин осторожно тронулся с места, трос натянулся, «тридцатьчетверка» безмолвно и послушно загремела гусеницами. Один из солдат, заметив опознавательный знак батальона – «несущийся буйвол», крикнул:
– Хорошую «невесту» подцепил ваш бык, герр лейтенант, как трахать будет, чтоб гусеницы не забыла снять!
Солдаты дружно заржали, а Ланге было не до шуток, внизу контролировал каждое его движение танкист с пистолетом наизготовку, к ноге была прочно привязана веревка. И сам он был как украденная невеста с туманными и безрадостными перспективами.
Они ехали по расположению пехотной части, которой придали на усиление не менее семи танков, миновали указатель направления к штабу. Родин приметил и позиции артиллерийских орудий и минометов. И, конечно, все увидели полевую кухню, дымок которой стал сигналом к преждевременному триумфу командира. Солдаты вермахта с термосами стояли в очереди за пайком, о чем-то гоготали, на изможденных лицах – одинаковое желание для всех фронтовиков: пожрать, поспать и поср… У Ивана было ощущение безумной нереальности происходящего, будто распахнулись невидимые врата и они стали частью кинохроники о гитлеровской оккупации. Навстречу в строю, под командой фельдфебеля шли чужие солдаты, без особого интереса глядя на трофейный танк, их обгоняли мотоциклы с колясками и пулеметами, недалеко от дороги стояла санитарная машина, и фельдшер перевязывал плечо голому по пояс солдату.
Враг на расстоянии вытянутой руки и не под гусеницами… Какой ярый соблазн, рычаг на себя и пошел месить стройную колонну.
– Не подведи, не подведи, немецкая машина, – повторял Иван, не делая резких рывков, такой мучительно долгой дороги никогда не было в его жизни.
Наконец они миновали последнюю позицию, пехота здесь вгрызалась в землю, отрывая окопы полного профиля, а танкисты двух PzKpfw III делали то же самое для своих машин. И когда мимо них проехали два танка, сцепленные тросом, и покатили в сторону русских, солдаты на мгновение остановили работу, перекинулись соображениями, что бы это значило. И самые догадливые выразили мнение, что это очень хитрый маневр командования. Пока русские дураки сообразят, зачем немцы привезли их танк, на продажу или обмен, они из двух орудий перестреляют все, что попадет в прицел.
Хорст оглянулся напоследок, рубикон перейден. Слишком жестоки события одного дня. Он не был трусом, Железный крест на груди – за личную храбрость. Но слишком цинично и безжалостно судьба предоставила выбор, на чаше весов: предательство и жизнь или смерть и забвение. Он вытер пот и впервые за это время глянул вниз на своего охранника.
Руслан тоже машинально повторил это движение, держа наготове пистолет, он до последнего мгновения ждал, что немец заорет, выдаст их, попытается вылезти.
– Молодец, артист! – похвалил он лейтенанта. – Пока посиди еще.
И все-таки вдогон немцы послали несколько выстрелов. Но танковые пушки уже не могли достать их своей прицельной дальностью, снаряды легли по обе стороны дороги, а потом далеко позади.
Они проехали два километра, потом не меньше километра выворачивали между воронками на сильно разбомбленном участке. И вдруг трос не выдержал жестокого обращения и разорвался. А Иван на этих зигзагах и не сразу увидел, что наматывают дорогу без «тридцатьчетвёрки». Проехал он еще метров сто и остановился, чтоб вернуться к родненькой. И тут они получили болванкой в башню. Снаряд ушел рикошетом, и Родин без напряга понял, что встретили свои. В ушах звон… А что в головах было у наших танкистов?! Ведь ясно передали: везут трофей! Ну да, а тут трофей вез Т-34… Вот напрочь у них и переклинило с полюсами.
Родин вылез из люка, сел на броню. Кто их дураков разберет: начнут сейчас добивать из всех стволов.
Хорст без команды уже спрыгнул вниз.
– Концерт окончен, – сказал Руслик. – Они что там, долбанулись все?
– Похоже… И Сидорский не сообщил, что ли? – Иван облокотился на башню. – Сидим, ждем, пока подъедут победители.
«Победители» подъехали на двух танках с пехотой на броне. Человек восемь быстро спешились, с автоматами наизготовку окружили танк. Их командир, худосочный старший лейтенант с седыми от пыли усами в несоразмерной его маленькой голове каске ретиво взялся за дело:
– А, ну, слазь, хендехох! – крикнул он Ивану.
Родин, скинув шлемофон, посмеиваясь, подчинился. За ним без команды вылез из танка освобожденный от веревки немецкий лейтенант. Он подавленно и обреченно смотрел в сторону, избегая встречаться взглядом с пехотинцами. А Баграев почему-то не торопился покидать танк.
– Слышь, командир, – Родин не посчитал нужным общаться с пехотным старлеем, обратился «выше» – к другому старшему лейтенанту, командиру ближайшего танка, который сидел на броне и наблюдал за развитием событий. – Там наш танк, метров триста отсюда, заглох, надо отбуксировать его сюда.
– Видел, прямо сейчас и побежал, – ответил небрежно командир.
А пехотного командира вдруг перекосило, будто каска сдавила его череп.
– А ты, сука, оказывается, русский! Продался, падаль, власовец! – И он кулаком саданул что есть силы Ивана в челюсть. – Вот тебе наш танк!
Родин, не ожидая, рухнул как подкошенный, но тут же вскочил.
– Ну, держись, пехота!
И, не откладывая, хорошим ударом свалил старлея с ног.
– Ты кого, сморчок, власовцем назвал, гвардейского лейтенанта, командира гвардейского взвода танковой бригады?
Пока пехотный командир подымался с земли, ему на выручку бросились бойцы, навалились на Родина. А тут
