трусливо не поднимает глаз.
— Если у тебя зудит в одном месте, то можешь ей об этом сообщить, — Джен откидывается на мягкую спинку кресла, — Она здесь неподалеку, — теперь он смотрит на свою сестру и мягкий блеск его глаз исчезает, — В Северной башне…
Вэй перестает смеяться, и с грохотом опускает свой опустевший бокал на стол. Тонкая ножка не выдерживает и ломается.
Сейчас самое время.
— Э-м-м… — в первые за это время я открываю рот, если я не ошиблась, то Вэй пойдет со мной, — Никто не знает, где здесь туалет?
— Я тебе покажу, — она первая вылетает из-за стола и хватает с собой сумочку.
Я спешу за ней, по пути она собирает восторженные взгляды парней. Я пытаюсь не отставать от нее. Вэй поворачивает влево, в полумрак длинного коридора. Здесь музыка звучит тише, пахнет чистящим средством и жасмином. Она скрывается за крутящейся дверью и я проскальзываю следом.
— Не связывайся с моим идиотом братом, — предупреждает Вэй меня, кинув сумку на медную раковину. Я встаю рядом и проверяю грим, делаю вид, что расчесываю волосы, — У него ледяной сердце, понимаешь? — я встречаюсь с ней глазами в зеркале, пока она подкрашивает губы, — Знаешь, сколько девчонок сохнут по нему, — у меня нет времени на этот бесполезный треп, но приходится притворятся, что эта самая крутая новость, что я слышала в своей жизни, — Мне честно говоря, наплевать на него, — я не понимаю, кого она сейчас имеет в виду, но явно ни своего брата, — Но обидно, понимаешь? — я киваю на всякий случай, — Подожди меня здесь, я пописать, — на качающихся шпильках, Вэй проходит в одну из кабинок и я слышу, как она справляет нужду.
Я быстро хватаю ее сумку, проверяя, не ошиблась ли. Нет. Целая пачка «Пыли» лежит между пудрой и губными помадами. На картонной поверхности выбит трилистник, логотип корпорации.
Отлично.
Я выбегаю за дверь и быстро двигаюсь к бару. Отсюда я вижу, как бармен наливает посетителям коктейли. Мне остается пройти всего несколько метров, как вдруг кто-то обнимает меня сзади и зажимает рот рукой.
— Это я, — шепчет Данте и я перестаю сопротивляться, он втягивает меня в какой-то закуток, где в ряд стоят бытовые роботы, — Кто-то предупредил совершенных, что мы будем здесь, — его дыхание со свистом вырывается из груди, — Мы в глубочайшей заднице.
Моё сердце опускается в желудок и я сильнее прижимаю к себе сумку, словно она становится моим щитом.
Глава 10
Макс
Я подъезжаю к Северной башне, опаздывая на два часа. Чувствую себя Золушкой, спешащей на бал. Наверное, если бы у нее тогда был мобильник, она бы выключила его к чертовой матери, чтобы фея-крестная не мешала ей веселиться.
Эти мысли вызывают у меня громкий смех.
Я впиваюсь в горлышко, отхлебывая почти половину и выхожу из беспилотника. Вокруг всё кружится. Наркотик сделал за меня выбор. Мне даже не пришлось думать. Как только фиолетовая таблетка попала в кровь, я больше не хочу, как прежде. С каждым шагом, моё тело приобретает небывалую легкость.
На мне щит, через который не проникает никаких эмоций. Невидимый плащ.
Я не думаю о своей сестре. Не думаю о матери. Я вообще ни о чем не думаю. Я это только я.
Снаружи всё тот же Макс. Аристократ. Считающий себя венцом творения, запакованный в смокинг и отданный в подарок дочке сенатора. У меня даже бабочка на шее вместо огромного банта.
Огни над крышей выхватывают огромные тени, снующих один за другим беспилотников. Конечно, совершенные не могут пропустить вечер, где можно блеснуть своими вечерними нарядами и бриллиантами. Показать свои начищенные до блеска задницы перед фотокамерами.
Я улыбаюсь, разглядывая бело-синюю толпу, похожих на стаю касаток, медленно продвигающуюся к парадному входу. Красная ковровая дорожка поблескивает в полумраке, напоминая лужу крови.
— А вот и он! — громко вскрикивает молоденькая корреспондентка с высоко зачесанными наверх темными волосами, — Тот, кого мы ждали весь вечер, — она начинает тыкать в меня микрофоном и мне приходится остановиться.
— Общество требует от вас каких-то комментариев, — она широко улыбается, показывая всем здоровье своих десен, — Мы все ждём, — многозначительно говорит девушка, ожидая услышать какую-нибудь сенсацию.
Что ж, я могу это устроить.
— А может быть обществу пойти на хрен? — я наклоняюсь к ней, почти касаясь губами микрофона.
Я выпрямляюсь и нахально улыбаюсь в камеры. Все удивленно переглядываются между собой, учуяв что-то интересное.
— Ты… — запинается она, наверное, ее заставляет нервничать мой пристальный взгляд, — Ты не боишься, что эти слова скомпрометируют тебя? — находится корреспондентка. Ее можно похвалить за находчивость. Может быть, я когда-нибудь это сделаю.
— Нет, — я заговорщически подмигиваю девушке, словно мы были с ней в одной постели. Ее щеки розовеют и она поправляет свою прическу.
Всегда одно и тоже. Скучно. Очень скучно.
— Ваш отец занимает высокий пост, — бесцеремонно встревает в разговор мужчина, на вид ему чуть за тридцать, но может быть и больше.
Я раздраженно перевожу взгляд на него и убираю руки в карманы, чувствуя россыпь небольших шариков на самом дне.
— Это значит, что после ритуала, вы станете одним из советников? — он напоминает мне о реальности, о которой я не хочу думать.
Я перебираю таблетки, и это простое действие меня успокаивает.
— Это значит, что я просто женюсь, — говорю я и вспышки сотен фотокамер ослепляют меня. Гул спорящих с друг другом папарацци, выясняющих, какой ракурс моего лица лучше, начинают действовать на нервы.
— Сенатор рад принять вас в свою семью?
Вопросы сыплются один за другим.
— Почему доктор Полк не дала никаких комментариев?
— Наверное, ваша мать считает, что устраивать вечеринку в день ее… — вмешивается корреспондентка и я напрягаюсь, — … в день ее гибели, это чересчур? — всё замирает, даже воздух. Я слышу, как он двигается вокруг меня, — Или семь лет это большой срок, чтобы забыть? — она провоцирует меня, теперь передо мной профессионал. Глаза смотрят прямо, без кокетства и флирта.
— Достаточный, чтобы смириться, — холодно отвечаю я,
