у меня с тобой личные отношения. За это я могу потерять работу.
— Кто сказал, что полиция должна тебя защищать? — Он протягивает руку, возвращая мне телефон. Я с облегчением осматриваю его и не замечаю трещин. — Я защищу тебя.
— Как?
— Я поручу работу своим людям, пока не выясню, кто ответственен за этот мусор. — Он сужает глаза и смотрит на меня, выражение его лица омрачено беспокойством. — Ты ведь не возражаешь?
На кончике моего языка уже вертелось желание возразить, но теперь я не могу. Маркус выглядит так, будто действительно беспокоится о моей безопасности, и я буду идиоткой, если разозлю его за то, что он просто заботится.
— Я не против, но они должны держаться от меня подальше, насколько это возможно.
Он кивает.
— Я прослежу, чтобы они это сделали.
Я кладу телефон обратно в сумку.
— Как ты собираешься найти того, кто отправил сообщение? У тебя есть идеи, кто это может быть?
Он качает головой.
— Нет, но поверь мне, я найду, кто это. Если кто-то причинит тебе вред, он умрет медленной и мучительной смертью.
Я вздрагиваю. Я не могу понять, горят ли мои легкие от жестокости его голоса или от того, что он готов убить ради меня. Жар колет мою шею, спускаясь к животу. Я должна бояться Маркуса. Он часть мафии и, скорее всего, хладнокровный убийца, в противном случае он не стал бы говорить о медленном и мучительном убийстве. Я слышала истории и занималась делами, в которых они убивали людей. Это никогда не бывает красивой сценой.
Инстинкты должны были бы заставить меня бежать от него, потому что он опасен, но мое глупое сердце не позволяет мне этого сделать. Я нахожу его интригующим. Меня влечет к нему, хотя это смертельно опасно для меня.
Офицер полиции и мужчина мафиози.
О таком еще никто не слышал. Это запрещено, и люди, узнав о наших отношениях, будут смотреть на них с неодобрением. И все же я как мотылек, которого тянет к пламени, могу обжечься, но не думаю, что смогу держаться от него подальше.
Может быть, желание танцевать в открытом пламени угаснет. Может быть, я смогу узнать о нем что-то, что действительно вызывает у меня отвращение. Что-то, что не связано с его принадлежностью к мафии.
Тогда я проснусь и буду держаться от него подальше. Может быть.
Нам приносят еду, и я помогаю официантке поставить тарелки на стол. Когда мы закончили, она шепчет:
— Спасибо.
Я провожаю ее взглядом, пока она уходит, и только потом обращаю внимание на свою еду. Я заказала пасту Гриция. Я решила, что это хорошее блюдо, поскольку Маркус привел меня в итальянский ресторан. У Маркуса паста Путтанеска. Выглядит вкусно, даже лучше, чем моя. У меня слюнки текут, когда я смотрю, как он накручивает пасту на вилку и подносит ее ко рту. Он старается сохранять безучастное выражение лица, но слегка постанывает, и я понимаю, что еда хороша.
Я поддаюсь искушению покопаться вилкой в его еде и беру вилку. Вместо того чтобы расстроиться, как я ожидала, он улыбается, когда я подношу вилку ко рту. Вкус хороший. Очень хороший.
Теперь я хочу его еду, а свою даже не попробовала.
Я придираюсь к курице в макаронах, хотя знаю, что она будет вкусной, но я хочу, еду Маркуса.
— Можешь взять мою, — говорит он, отодвигая мою тарелку с едой и ставя на ее место свою.
Я отмахиваюсь от него.
— Нет. Нет. Все в порядке. Моя тоже вкусная. Пожалуйста, ешь.
— Бери. Я могу просто заказать еще одну порцию.
Я качаю головой, мои щеки красные от смущения.
— Мне не следовало есть из твоей тарелки. Прости.
Мои волосы падают мне на лицо, и он аккуратно заправляет их за ухо. Его большой палец легонько касается мочки моего уха, посылая искру электричества по всему телу.
— Почему я должен злиться, что ты ела из моей тарелки?
— Ну…
— Я буду голодать до конца своих дней, если это означает, что я буду смотреть, как ты ешь, — говорит он самым спокойным тоном и с самым пустым лицом. — Ешь.
В моем животе просыпаются бабочки, а дыхание сбивается.
Господи. Я не могу дышать. Я слишком взволнована, чтобы дышать.
Я начинаю есть, переключая свое внимание на еду, чтобы не растаять под его пристальным взглядом. Кажется, я нашла новый любимый ресторан, куда буду заходить, когда мне захочется побаловать себя хорошей едой.
Маркус наблюдает за тем, как я ем, передавая мне салфетку и воду, когда они мне нужны. Он съедает пару кусочков с моей тарелки, и это все.
Я заканчиваю есть, и он звонит в колокольчик в центре стола. Я вытираю губы, когда приносят счет.
Я тянусь к сумке и достаю кошелек. Я хочу заплатить свою долю, так как все равно съела большую часть еды, но у меня челюсть падает, когда я вижу сумму на нем. Две тарелки пасты и вода, которые мы съели, вдвое превышают мою месячную зарплату.
Новый любимый ресторан, моя задница. Я буду в долгах и бездомной, если хоть раз здесь поем. Как еда может быть такой дорогой? Мой рот все еще открыт, когда Маркус расплачивается по счету. Официантка убирает со стола и исчезает.
Я наклоняюсь над столом и дергаю за рукав его костюма.
— Это было чертовски дорого, — шепчу я, как будто мы не единственные люди в комнате.
— Это самая дешевая еда, которую я когда-либо ел. Я привел тебя сюда только потому, что не хотел уходить далеко от твоего офиса.
Теперь у меня не только отвисла челюсть, но и глаза вылезли из глазниц.
— Самая дешевая? Ты, наверное, шутишь?
— В следующий раз я отвезу тебя куда-нибудь получше.
— Нет. Я лучше возьму картошку фри и крылышки из KFC. Это намного дешевле.
Маркус смеется, его глаза блестят от удовольствия.
— Я буду угощать тебя вкусной едой так часто, как только смогу. Тебе не придется перекусывать в KFC, если тебе не захочется.
Он встает и протягивает мне руку. Я беру ее, и он выводит нас из ресторана, открывает пассажирскую дверь своего Porsche и ждет, пока я сяду, прежде чем закрыть ее.
Он идеальный джентльмен, когда хочет. Обойдя водительское сиденье, он садится, пристегивает ремень безопасности и заводит двигатель.
— Ты в курсе, что сегодня утром в одном из наших отелей был проведен обыск и изъятие?
— Что?
— Полицейские наведались в один из наших отелей в Гудзон-Ярдс. Похоже, поступила наводка, что мы занимаемся там нелегальным бизнесом.
Мой
