давно пора!
И с этими словами она выпрямилась и быстро стала втирать крем. Вид у нее был решительный.
– Я с ним порву… сегодня же… я с ним порву… Все кончено. Ты ступай своей дорогой, а я пойду своей… Верю и надеюсь, что я – женщина уважающая себя…
– Вы меня не поняли, заговорила она громко, словно обращаясь к воображаемому слушателю. Видимо, приняли за одну из тех женщин, которых можно встретить в отелях и на вокзалах. Non, non, monsieur, vous yous trompez!
С достоинством она поклонилась воображаемому слушателю. Она искренне страдала, но тем не менее подумала о том, как красиво звучит эта французская фраза.
– Я удостоила вас своим вниманием… заинтересовалась вашей карьерой, зная, что талант у вас есть, но я не знала… она приостановилась и выразительно кивнула, – не знала, что низкие ваши инстинкты вас погубят и лишат меня возможности вами интересоваться… Не размышляя, я вам отдала свою любовь… не размышляя, я вам отдала сердце… нет, это звучит слишком сантиментально… я вам отдала свою любовь… а вы… что вы дали мне взамен? Ложь, презрение, лукавство, дьявольские плутни… вы и ваша мисс Джин Кольридж.
Она задумалась. Мысль о кольце… о бриллиантовом кольце… сверлила ей мозг, как сверлит зазубренное копье внутренности раненного животного. Инцидент произошел неделю тому назад, и с тех пор она ни на минуту не могла о нем забыть. При мысли о своем поражении, она задыхалась от бессильной ревности и злобы.
Вот как это случилось.
С прошлого года, то есть с тех пор, как она уяснила себе характер отношений между м-ром Торбэем и его секретаршей, м-с Придделль настаивала на том, чтобы мисс Кольридж была уволена. Настаивала все энергичнее и энергичнее, по мере того как м-р Торбэй все больше нуждался в ее… материальной поддержке.
Несмотря на то, что она считала себя особой либеральной и всегда высказывалась за полную свободу в отношениях между полами, – несмотря на это, мысль о мисс Кольридж была ей невыносима. В таких случаях люди всегда проявляют чудовищную непоследовательность. Она охотно отдавала себя двум мужчинам к счастью, один из них не подозревал о ее великодушии, но восставала против того, чтобы Торбэй дарил свою любовь двум женщинам. Понять это нетрудно, если мы вспомним, что сексуальная любовь есть в сущности любовь эгоистическая, хотя, казалось бы, многие ее проявления альтруистичны. Сексуальная любовь – наиболее совершенная форма эгоизма отнюдь не ставит себе целью счастье любимого. Будь это не так, многие мужчины вынуждены были бы передать своих любовниц людям более благородным и великодушным и давать деньги на их содержание.
Как бы то ни было, но м-с Придделль не намерена была содержать мисс Кольридж. Наконец Эрнест Торбэй объяснил, что он должен уплатить мисс Кольридж жалование за год и лишь после этого можно будет ее уволить. Тогда м-с Придделль вручила Эрнесту чек на две тысячи долларов. Через несколько дней у мисс Кольридж появилось прекрасное кольцо, усыпанное бриллиантами и рубинами. Она поспешила показать его м-с Придделль.
– Посмотрите, что мне подарил Эрнест, – сказала она, вертя кольцо. – Я не хотела брать, говорила ему, что это слишком ценный подарок…. Мне кажется, такое кольцо стоит не меньше двух тысяч долларов. Но он буквально навязал его мне. О, Эрнест так щедр!
На секунду м-с Придделль лишилась дара слова. В тоске созерцала она кольцо и уже готова была сказать, от кого получил м-р Торбэй деньги на покупку его. Но она вовремя удержалась. Она знала, что мисс Кольридж с деланным изумлением воскликнет: «Как, м-с Придделль, неужели вы действительно дали м-ру Торбэю денег?..» А через несколько дней это будет известно всем обитателям гостиницы.
– Да, очень красивое кольцо, – с горечью отозвалась она. Но он слишком беден, чтобы делать вам такие ценные подарки… Вам не следовало принимать… А впрочем, может быть, он это дал вместо жалования?
– О, нет! – с улыбкой заявила мисс Кольридж. – Жалование он мне давно уплатил. И право же я не хотела брать кольцо… Но он настоял… Сказал, что это подарок за сверхурочную работу… Должно быть, вам, м-с Приддель, известно, что у меня часто бывает сверхурочная работа.
Да, м-с Приддель кое-что знала о сверхурочной работе мисс Кольридж.
А затем-через полчаса-явился Торбэй и, целуя руки м-с Приддель, стал объяснять:
– Видишь ли, дорогая Виола, она сказала, что возьмет кольцо вместо жалования…
– Но она говорит, что это подарок!
– О, нет, ты не так поняла… Она не хотела тебе говорить, что я задерживаю выплату жалования.
– Хорошо, но теперь ты с ней расплатился. Мне кажется, ты можешь без всяких разговоров ее уволить.
– Знаешь ли, дорогая моя, положение создалось в высшей степени затруднительное, объявил находчивый м-р Торбэй. – Оказывается, я не платил ей жалования не один год, а почти два года… Она мне напомнила…
Он приостановился и стал кусать губы, словно ломал себе голову над неразрешимой дилеммой.
– …Я связан по рукам и по ногам. Мне нужно раздобыть еще хотя бы две тысячи, чтобы рассчитаться с ней…
М-с Приддель отняла у него руку, встала и вышла.
4
– Подлая, низкая тварь, – сказала она, глядя на свое отражение в зеркале. – Вздумала показать мне кольцо! Она прекрасно знала, от кого он получил деньги… О, как я им гордилась мне хотелось хоть что-нибудь для него сделать, чтобы моя жизнь не прошла бесследно…Сын и любовник… сын и любовник…
Слезы брызнули у нее из глаз и смешались с кольдкремом. Ее жизнь прошла не без любовных приключений. До встречи с Эрнестом Торбэем она знала других мужчин. Но эти воспоминания нимало ее не утешали. В любви прошлое теряет смысл. Цену имеет лишь настоящее.
– Но теперь все кончено, – с торжеством объявила она. – Я ему скажу, что от меня он больше ничего не дождется. Ни одного цента. Он со своей мисс Джин Кольридж будет валяться в канаве… да… пусть он об этом подумает… в канаве…
Запнувшись, она так и осталась с открытым ртом. Внезапно ей пришло в голову, что, быть может, Эрнест ничего не имеет против того, чтобы очутиться в канаве… Пожалуй, он даже предпочтет канаву.
– О, ведь он – ребенок, – сквозь слезы выговорила она. – И ему нужен человек, который бы о нем заботился.
Она вытерла слезы и грустно начала массировать лицо. Но через секунду снова опустила руки. Она сидела безмолвная и неподвижная, а кольдкрем высыхал у нее на лице…
Вдруг она встала, быстро подошла к кровати и упала на нее ничком.
– О, я его люблю, люблю, люблю…
Она была олицетворением отчаяния.
– Люблю, люблю, люблю, – твердила она, захлебываясь от рыданий.
Вы, дети, играющие любовью! Вы, юноши и девушки, встречающие утро жизни! Вы с вашими игрушечными страстями и муками! О, если б вы знали, что несет любовь женщине в сорок пять лет!
Глава восьмая
1
– Я ничего не принес, Блеки, – объявил Рэндольф Кипп бродившему вокруг него «Джину».
– Ну-ну, вы шутите! У вас припрятана в кармане бутылка. Вы меня дразните, Рэнни.
Ученый бутлегер покачал кудрявой головой.
– Нет, Блеки, я не шучу. Поверьте, я говорю истинную правду. Я бы вас с удовольствием напоил допьяна, но право же у меня нет спирта.
Этот разговор происходил в так называемой бильярдной. В сущности, то была не комната: бильярдная помещалась в кухне, где для нее была отведена площадь в виде прямоугольника, обведенного красной чертой.
Когда заботливый м-р Бюфорд купил для своих гостей бильярд, оказалось, что некуда его поставить. В течение нескольких дней толстяк нервничал и бродил по всему дому; осматривал ригу, душный чердак, домик, где хранились садовые инструменты, затянутую паутиной комнату над гаражом. Все эти помещения были непригодны: либо пол грозил провалиться под тяжестью бильярда, либо комнаты были слишком маленькие и темные. Но Гюс не почувствовал досады, ибо ни секунды не предполагал устраивать
