и их клевреты следовали примеру лидера, тоже спешили обогатиться. Получая наместничества и волости, «выжимали» их в меру своей алчности. Вводили дополнительные поборы в собственный карман, вымогали подношения, использовали «поклепцев» — лжесвидетелей, обвиняя людей в тех или иных преступлениях и разоряя их. Слуги таких администраторов входили во вкус безнаказанности, насильничали, хулиганили, без всякой платы забирали в лавках и на рынках понравившиеся товары. Особую известность приобрели наместники Пскова, Андрей Михайлович Шуйский и Василий Репнин-Оболенский. Летописи сообщали: «Князь Андрей Михайлович Шуйский… был злодей, в Пскове мастеровые люди все делали для него даром, а болшии люди подаваша ему с дары». «Быша наместники во Пскове свирепи, аки львове, и люди их, аки звери дивии до хрестьян». Выискивали поживу даже в храмах и монастырях. Жители окрестных сел боялись ехать в город, чтобы не быть ограбленными, а «игумены честные из монастырей» бежали в Новгород [128].
Управу на хищников найти было негде — в Москве сидели их покровители. Еще одну статью обогащения временщики нашли, отменив запрет на пьянство. В период боярского правления на Руси появились кабаки, причем их отдавали на откуп или в награду какому-то знатному лицу [129]. Подати, собираемые с населения, разворовывались теми же наместниками, а то, что доходило до столицы, — их начальством. Воины не получали жалованья, переплавленного в «фамильные» сосуды, ради пропитания разъезжались со службы по своим поместьям. Строительство и ремонт крепостей прекратились.
Король Сигизмунд не мог воспользоваться этим развалом, у него возникли свои проблемы, бузила шляхта. Но литовцы, ливонцы, шведы перестали считаться с русскими, условия мирных договоров не выполняли. А уж татарские ханы сочли, что настало их время. В 1539 г. Сахиб Гирей писал великому князю: «Более ста тысяч рати у меня есть и возму, шед, из твоея земли по одной голове, сколько твоей земли убытка будет?» Угрожал привести на Русь еще и турок: «Хандыкерево величество (турецкий султан — авт.) вселенную покорил от востока и до запада, Индию и черных людей арапов, и азамов, и кизилбаша, и фрягов, угорского короля… и дай боже нам ему твоя земля показати» [130].
Но с юга татарам сперва требовалось пройти через степи, приграничные районы были мало заселены. Когда враг обнаружит себя, был шанс разбежаться, укрыться, дать сигнал опасности. А казанцы жили рядом, сразу и неожиданно врывались в густонаселенные районы Центральной России, Поволжья. Они бесчинствовали вообще безнаказанно, не получая никакого отпора. Летописец рассказывал «не по слуху, но виденное мною, чего никогда забыть не могу»: «Батый единожды Русскую землю прошел, как стрела молнии… казанцы же не так губили Русь, но никогда из Русской земли не уходили, то с царем своим, то воеводами воевали Русь, и иссекали, как сады, русских людей, и кровь их, как воду, проливали. Из наших же христиан, воевод, московских князей и бояр, против них встать и сражаться никто не мог… И всем тогда беда и тоска, кто жил на окраине, от варваров тех» [131].
Описывались ужасающие сцены, как разоряли монастыри и храмы, издевались над монахами, насыпая им горячие угли в сапоги, чтобы прыгали и плясали. Как оскверняли монахинь, девушек перед глазами родителей, а жен перед глазами мужей, угоняли множество христиан в плен, а тем, кого сочли негодными на продажу, выкалывали глаза, обрезали уши и губы, рубили руки и ноги, оставляя так умирать, вешали за ребра, «а иных на колья посажаху около града своего, и позоры деяху и смех» [132]. Другая летопись констатировала: «Рязанская земля и Северская крымским мечом погублены, Низовская же земля вся, Галич и Устюг и Вятка и Пермь от казанцев запусте» [133].
Но Иван Шуйский продолжил политику старшего брата, пытаясь задобрить ханов. Крымскому Сахиб Гирею боярское правительство увеличило «поминки» и признало Казань его владениями. Униженно приводило доказательство своего миролюбия: дескать, казанцы разоряют Русь, но мы ради дружбы и союза с Крымом «не двигаем ни волоса» против них. Хотя «союз» с Сахиб Гиреем оборачивался полным абсудром. Когда его послы находились в Москве и их вовсю ублажали, вдруг доложили, что сын хана Иминь опустошает Каширский уезд. Послам высказали недоумение, но они лишь развели руками, что Иминь не слушается отца, балуется сам по себе. Чтобы не омрачить «союз», бояре удовлетворились таким объяснением. А казанский хан Сафа Гирей уже считал себя победителем России! Требовал платить ему «выход» — такую же дань, как когда-то Золотой Орде, на иных условиях о мире даже говорить не желал.
Временщики пробовали замирить соседей и через турецкого султана. В конце 1538 или в 1539 г. к нему отправили гонцов, Федора Адашева с сыном Алексеем [134]. Они целый год находились в Константнополе и вели переговоры. Но Сулейман оценил обращение к нему со своей точки зрения. Россия действительно ослаблена, и этим можно воспользоваться. Москва отказывалась от претензий на Казань — а султан давно согласился принять ее в подданство. И крымские набеги запрещать не стал. Наоборот, вспомнил про Семена Бельского, отдававшего ему Рязань. Послал приказ паше Кафы помочь посадить перебежчика на рязанский престол, выделить для этого янычар и артиллерию.
А внутри России нарастало возмущение бесчинствами наместников. К этому добавлялись беженцы с окраин, опустошенных татарами. Никакой помощи государства они не получали, растекались по стране, нищенствовали, голодали. Появились банды «разбоев», и число их быстро возрастало. В октябре 1539 г. правители были вынуждены вспомнить о начинаниях Елены Васильевны с губной реформой. Жителям Белозерского и Каргопольского уездов выдали грамоты, чтобы они, «свестясь меж собя все за один», избрали в каждой волости трех-четырех «голов» из местных детей боярских для борьбы с разбойниками. В помощь им сельские общины должны были определить старост, сотских, десятских и «лучших людей» [135].
Видный специалист по эпохе Ивана Грозного И.Я. Фроянов обратил внимание, что на перевороте и последующем раздрае почему-то не сыграли затаившиеся сектанты: «И все же новые “жидовствующие” не смогли по-настоящему воспользоваться даже благоприятным для них временем боярского правления, когда хоругвь русского самодержавия находилась в слабых руках юного Ивана» [136]. Этому можно найти объяснение. Очевидно, еретики плели свои сети вокруг лица, которое изначально выдвигалось оппозицией на вершину власти, — Андрея Старицкого. Но карты спутались, Андрей погиб, и на первый план вырвались Шуйские. Эгоистичные узурпаторы, однако к ереси не причастные. Церковная политика их вообще не интересовала. Красноречивым доказательством служит тот факт, что, уничтожив Елену Васильевну с Телепневым, они поначалу даже не обратили внимания на опору династии, святителя Даниила.
Его свергли и арестовали только после того, как он начал действовать против Шуйских. Для официального низложения митрополита и
