автобуса никто не вышел.
— А может, не надо звонить в фирму? — сказал кто-то.— Мы подождем, пока шофер отдохнет, а потом поедем.
’— Нет, нет,— не соглашался гид.— В девятнадцать ноль-ноль мы должны быть в гостиница.
— Но ведь пока придет другой автобус, пройдет время, и мы все равно опоздаем к ужину.
— О! Это есть уже другой случай...
Все поняли, что гид боялся, как бы опоздание в гостиницу не было поставлено ему в вину. Ведь если придет другой автобус, то к гиду никаких претензий со стороны администрации не будет. На все же остальное ему было наплевать.
— И все же не надо звонить! — послышался твердый голос Ильи, севшего за руль автобуса.— Мы будем на месте вовремя!
Он был шофер, и потому пальцы его привычно коснулись ключа зажигания.
Машина плавно тронулась с места.
— Господа, господа,— всполошился гид.— Это невозможно, невозможно! Это есть большой нарушений!
Но автобус уже набирал скорость.
СЛУЧАЙ НА РЫНКЕ
Замурованная со всех сторон громада почти не пропускала дневного света. Он был заменен электрическим. Для солнца кое-где оставались только узкие щели-бойницы.
Громада напоминала вокзал с застывшими на рельсах товарными вагонами, в которых настежь распахнули двери. Вагонами были разноцветные лавочки, палатки, магазинчики.
Современный восточный рынок!
Что может сравниться с разноголосием и темпераментом его продавцов, разнообразием самых невероятных товаров — от золотых ваз, подносов, канделябров до ржавых изогнутых гвоздей, которые, казалось, и предлагать — дело безнадежное.
Египетские статуэтки и марокканские апельсины, турецкие табаки и сенегальские маски, американские зажигалки и парижские шляпки, японские фонарики и африканские коврики... Все смешалось в едином круговороте!
Потеряться на таком рынке ничего не стоило, и они потерялись: две девушки, туристки московской группы,— Тамара и Надя.
Они помнили, что выход должен находиться где-то справа, неподалеку от того места, где прокопченные насквозь дымом жаровень торговцы продают истекающие соком чебуреки, и пошли туда.
Но тут случилось неожиданное — на рынке погас свет, установилась такая непривычная здесь тишина, что даже зазвенело в ушах.
Однако через секунду звон, крик, грохот прокатились волной по рынку с прежней силой, и все вокруг вновь задвигалось, зашумело, заволновалось.
Послышался звон выбитых стекол, скрип дверей, лязг металлических жалюзи. Толпа прижала девушек к какому-то столбу. Их толкали, давили, задевали плечами, наступали на ноги.
К счастью, все это длилось недолго. Свет загорелся.
И снова со всех сторон раздались крики. Но теперь они уже смешивались с проклятиями и стонами.
Особенно суетились продавцы. Они торопливо подбирали разбросанный товар: шкатулки, кувшинчики, рубашки, браслеты, ботинки — все, что было так тщательно разложено и расставлено на развалах.
Потрясали черенками битой посуды, кусками разорванной материи, собирали затоптанные кофты, шали, галстуки, разматывали мотки перепутанных ниток.
Какой-то толстяк в ярких малиновых шароварах, подпоясанный простой бечевкой, стоял на прилавке своего ларька и, вытирая грязным кулаком глаза, плакал навзрыд.
— Пошли,— толкнула свою подругу Надя.— Нечего здесь делать...
Там, где торговали чебуреками, девушки увидели усача в малиновой феске, который держал почти на весу смуглого мальчика и пытался прижать его голову к цементному полу. Напрягшись так, что даже вздулись на шее жилы, он норовил ткнуть мальчика лицом в раздавленный чьим-то каблуком чебурек. Тот кричал и вырывался.
Собиралась толпа.
— Что это он вытворяет? — удивленно спросила Тамара.
— Не видишь, издевается,— ответила Надя.— Мальчик, наверное, в сутолоке перевернул его стол с чебуреками. А может быть, и не он. В такой толчее разве узнаешь кто? Вот этот торгаш поймал мальчика, который оказался под рукой, и требует, чтобы ему заплатили за ущерб.
Как оказалось, Надя была права.
Подошел полицейский. Он легко взял мальчика за ухо и что-то сказал. Тот заплакал еще громче.
— Не можем ли мы, господин полицейский,— как можно вежливее обратилась к нему по-английски Тамара,— чем-нибудь помочь этому мальчику? На какую сумму нанес он убыток?
Полицейский перевел вопрос продавцу.
— У тебя с собой деньги? — обратилась Тамара к Наде.
- Да.
— Давай...
— Вы его знаете? — кивнув на мальчика, спросил Тамару полицейский, когда она отдала деньги продавцу.
— Нет.
Полицейский пожал плечами...
В ЧУЖОМ ПОРТУ
Теплоход сильно качало. Тяжелые волны, казалось, вот-вот свернут его с курса. Они свирепо обрушивались на палубу, как бы испытывая на прочность мачты, тросы, капитанский мостик, и затем, обессиленные, уходили в океан, чтобы уступить дорогу новому водяному валу.
За бортом штормило. Семь баллов сопровождали судно уже около суток.
Наконец воздух посветлел. Вдали показалась узкая полоска берега.
«Чужая, но все же земля...» — пришли на память слова известной песни.
Федор стоял на палубе, облокотившись на перила, и смотрел на приближающийся берег. Внимание привлекал громадный костел, врезающийся своими шпилями в низкое небо.
Вошли в бухту. Там было относительно спокойно. Только торопящийся с океана ветер будоражил водяную гладь и приносил холод.
Проболтавшись несколько минут среди серых волн, теплоход причалил.
Туристы заторопились к трапу.
— Напоминаю! Стоянка в порту три часа,— объявил диктор судового радио.— Сверьте часы. Сейчас московское время четырнадцать часов десять минут. Местное время соответственно...
И диктор повторил объявление два раза.
У схода с трапа, как всегда, толпились мальчишки.
Принося сюда всякую всячину, они изо всех сил норовили всучить ее туристам, предлагая наперебой открытки, сигареты, жевательную резинку и многое другое, что, по их мнению, могло заинтересовать иностранных гостей.
Возраст ребят был самый разный.
Стояли и совсем маленькие, и подростки, и те, кого уж можно было назвать юношами.
Федору с палубы хорошо было видно, что позади ребячьей толпы суетился малыш. Ему было лет семь, не больше. Повесив свой лоток на шею и широко растопырив ноги, он стремился поспеть за всеми и тоже что-то кричал.
На берегу Федор к нему подошел.
Оказалось, что малыш продавал игрушки...
Здесь был обитый бахромой клеенчатый верблюд, связанное из каких-то засушенных растений ожерелье, глиняный горшочек, на котором можно было только угадать когда-то обрамлявший его яркий рисунок, и еще несколько предметов.
Федор заговорил с продавцом по-французски и не ошибся: малыш знал этот язык, как знали его мальчишки, промышляющие у трапа.
Услышав разговор, их окружили.
— Неужели месье купит у него эту дрянь? — галантно обратился к Федору невысокий плотный
