деньги. Банк Амстердама оказал мне лишь символическую помощь. Мое финансовое положение не позволяло мне быть ни от кого не зависимой. Пришлось думать, чем заняться, чтобы получать зарплату.
Я поселилась у своих родных в Кингсбери, Лондон. Жили они в скромном и очень маленьком домике. Там я жила с дядей и тетей, которые были женаты, и моей второй, незамужней, тетей.
Привыкать оказалось трудно. Да, меня окружали родные люди, но я не могла перестать думать о своих родителях и брате. Почти невозможно преодолеть ту боль, которую причинила мне их потеря. Эта боль поселилась глубоко в моем сердце, и я не думала, что она когда-нибудь покинет меня. Забыть обо всем и начать новую жизнь представлялось мне химерой. Я все время вспоминала прошлое, семью, концентрационный лагерь.
Когда я приехала в Лондон, меня поселили в одной комнате с незамужней теткой. Но моя тетя была пожилой дамой со своими привычками, а я была молодой девушкой, которая любила читать по ночам. К тому же во сне ко мне возвращались кошмары, которые я пережила. Родным пришлось выделить мне одноместную комнату, поменьше, в которой я могла бы не выключать свет, читать и писать всю ночь, когда хотела.
Я была не единственной в нашей семье, кого затронула война. Мои тети и дядя тоже пытались оправиться от горечи потерь родных, близких и друзей. Говорить о том, что случилось со мной в концлагере, как и о войне в целом, в этом доме было строго запрещено. Я думаю, тема войны никогда не поднималась, потому что они полагали – это позволит мне забыть Берген-Бельзен. Мои дядя и тети думали, что защищают меня, но их поведение произвело противоположный эффект. Неспособность поделиться своими мыслями и переживаниями с другими заставила меня чувствовать себя очень одиноко.
Те, кто никогда не жил в концлагере, никогда не смогут этого понять. Ты можешь покинуть лагерь, но лагерь никогда не оставит тебя. Обрести покой просто невозможно. Все унижения, которые я и другие выжившие пережили за эти годы, были слишком невыносимы, чтобы их просто забыть. Да, некоторым выжившим удалось наладить свою жизнь и создать новые семьи, несмотря на полученные травмы. Другие так и не смогли этого сделать. В итоге некоторые даже покончили с собой. Я выбрала жизнь! Я собиралась идти дальше, несмотря на тяжелый груз, который несла на своих плечах.
Пусть я страдала от молчания, которое навязывали мне мои близкие, я никогда не держала на них зла. Ведь им так же тяжело было пережить трагедию почти полной потери родственников во время Второй мировой войны.
Хотя они жили в стране, никогда не оккупированной нацистами, события войны их тоже коснулись, если не физически, то психологически. Мой двоюродный брат, который был глухим, понимал меня лучше, чем кто-либо из близких. Он меня сильно поддерживал.
Дом нашей семьи в Лондоне был традиционным еврейским домом – все следовали принципам иудаизма. В нашей религии есть обычай ставить свечу за усопшего. Моя тетя всегда зажигала свечи в те дни, когда, по ее расчетам, умерли мои родители, бабушка или другие члены семьи. Я смотрела на нее и думала, что эти свечи – скудное утешение. «Я считаю, тебе следует остановиться. Учитывая, сколько людей мы потеряли, ты будешь зажигать свечи каждый день на протяжении всего года», – сказала я ей однажды.
Хотя нам нельзя было говорить о войне, везде, куда бы я ни посмотрела, в доме горит свеча в честь ушедшего от нас члена семьи, добавила я. Это напоминает мне обо всем, о чем мы так боимся говорить.
Перед отъездом в Англию мы с моими опекунами договорились: я буду дважды в год возвращаться в Голландию, чтобы навестить их. Ведь я все еще нахожусь под их опекой. Во время этих визитов у меня была возможность немного больше говорить о том, что я пережила. В Голландии я оказывалась среди других выживших в концлагерях.
Какое облегчение иметь возможность снять этот груз с моей души! Берген-Бельзен подарил мне множество ночных кошмаров. Это было то, от чего я не могла избавиться. Кошмары стали неотъемлемой частью жизни бывших заключенных. Наши воспоминания о войне возвращались по ночам. Нацистам даже удалось украсть наши прекрасные сны.
Во время одного из визитов в Голландию мой опекун сказал мне, что президент Банка Амстердама, где работал мой отец, отказался отправить мне деньги в Англию, как я просила перед отъездом. Теперь мне предстоит самой улаживать это скандальное дело.
Хуже всего в этой истории то, что мне очень нужны были эти деньги, пусть даже сумма мизерная. Я решила сама пойти в Amsterdamsche Bank переговорить с президентом, чтобы он сделал перевод в Англию. А кто был президентом банка? Что ж, к моему великому сожалению, его имя было мне хорошо известно. Это муж адвоката, которая донесла на мою семью, уверяя, что поможет нам с копией южноафриканского свидетельства о рождении моей матери. Она прикарманила наши деньги, так и не выполнив обещания.
«Приветствую, дорогая! – сказал президент, целуя меня. – Какое удовольствие видеть тебя снова!» Я же не могла смотреть на него без отвращения. И я не смогла его скрыть. Твердо сказала: «Если ты не отдашь то, что принадлежит мне по праву, я расскажу всем, что знаю!» Когда я уходила, он больше не лез целоваться.
Моего заявления оказалось достаточно, чтобы я получила свои деньги. До сих пор не знаю, как мне удалось собраться с духом, чтобы так жестко себя вести в кабинете президента банка. Наверно, мне было нечего терять. Помню, когда я вернулась после встречи в банке, опекун посочувствовал мне. Он сказал: «Я не знаю, как ты пережила это, но я знаю, с чем ты столкнулась». Я с улыбкой ответила ему, что теперь не придется больше беспокоиться о моих деньгах.
Я приехала в Лондон в апреле 1949 года. Моя тетя хотела, чтобы я училась, поэтому она записала меня в Королевский колледж на Харли-стрит. Это была школа для состоятельных молодых женщин, только что окончивших среднюю школу. Я же никакой школы не кончала. Мне нужно было другое. Я настояла, чтобы моя тетя вместо этого нашла мне возможность зарабатывать деньги. Я поступила в школу секретарей. Это позволит мне получить диплом и работать секретарем.
Как только я получила образование, начала искать работу. В конце концов, скудная финансовая помощь, которую я получила от Банка Амстердама, не сможет долго кормить меня. Я была полна решимости найти работу самостоятельно, без чьей-либо помощи, поэтому я
