class="p1">– Мы играли с ним. Я – номер 233. А у тебя какой?
– У меня нет номера. Только круглая метка.
Мэри пристально смотрит на меня. В глазах её ужас.
– Это пока. Метка превращается в номер. Тебя тоже посчитают.
Я сглатываю.
– Зачем?
Громкий лай заставляет меня обернуться. Из-за дома выбегает Батч, рыча и завывая. Я шарахаюсь, Мэри уклоняется, так что мы не касаемся друг друга.
– Он не опасен для тебя, – объясняет она.
– Он нас видит?
– Нет, но чувствует, как… – она умолкает.
Дверь открывается, на крыльцо выходит Хайд. Он смотрит в нашу сторону и ухмыляется. Ладони мои сжимаются в кулаки.
– Я знаю, что ты здесь, – говорит он.
Мэри шагает вперёд, и страх на её лице сменяется отвращением.
– Я всегда буду здесь, братец.
Я смотрю то на неё, то на Хайда, и вдруг до меня доходит:
– Это была ты! Он разговаривал тогда с тобой. Вот почему он так вёл себя, когда мы к нему пришли!
Мэри смотрит на ещё не заживший до конца шрам на руке и что-то бормочет.
Я осторожно приближаюсь к ней.
– Мэри…
– Я отвлекла его. Он бы не пустил вас в дом, а вам нужно было увидеть.
– Что увидеть? Комнату с фотографиями пропавших детей?
Она кивает.
– Я надеялась, что вы найдёте её. Я подумала, это поможет вам во всём разобраться.
Батч взбегает по лестнице и останавливается рядом с хозяином.
– Мэри, с тобой кто-то есть? Может быть, парочка новых друзей? – произносит Хайд. – Джастин, ты здесь?
Мне вдруг становится так жарко, странно, что я ещё не плююсь огнём.
– Да, я здесь, – отвечаю я, хотя знаю, что он меня не слышит. – Но ненадолго.
– Водящий всегда добивается своего, – хмыкает Хайд.
Мэри сжимает кулаки и гневно смотрит на брата.
– Не без твоей помощи.
Хайд смотрит на небо.
– Пойдём, Батч. Прогуляемся по солнышку.
– Солнышко? – бормочу я. – Больше похоже, что вот-вот разразится буря.
– Он не видит того, что видим мы, – объясняет Мэри. – Это место – страшная и тёмная версия того мира.
Хайд выходит с поводком и прицепляет его к ошейнику Батча. Они спускаются с крыльца и идут по дорожке мимо меня и Мэри. Хайд насвистывает мелодию Водящего, которую пробовал играть Зак, и они уходят со двора. Я в ярости, но сейчас не время мстить Хайду. Мне нужно разобраться в этом месте. Только так мы сможем спастись.
– Что значит – версия того мира? Хайд говорил про Нигде. Это оно и есть?
Мэри открывает рот, чтобы ответить, и вдруг замирает. Глаза её расширяются. Она тяжело дышит.
– Что такое? – Я осматриваюсь, опасаясь, что вернулась не-мама.
Мэри поворачивается и бежит к свалке. Я не понимаю, что случилось, но бегу следом, огибая кучи ржавого барахла. Рюкзак бьёт меня по спине. Она бежит быстро. Я стараюсь не отстать, а паника во мне растёт. После нескольких поворотов я теряю её из виду.
– Мэри! – Я останавливаюсь, тяжело дыша. – Мэри!
– Я здесь. – Слышу шёпот, смотрю направо и вижу её под перевёрнутым холодильником. Она машет мне.
Я забираюсь под холодильник, стараясь не коснуться её.
– В чём дело?
– Крысозмеи! – Она затыкает уши. Руки её трясутся.
– Я ничего не вижу… – шепчу я.
– И не увидишь, если не дотронешься до меня. Это мой страх. – Она поджимает колени, обнимает их руками. – Вот поэтому мы никогда не касаемся друг друга. Иначе обменяемся страхами. К твоим добавятся мои, к моим – твои.
Я в изумлении гляжу на неё. Коснуться кого-то – значит получить его самые страшные кошмары? Я со своим-то не справляюсь!.. А ещё с чужими…
– Они близко?
Она наклоняет голову.
– Я их сейчас не слышу, не знаю. Надо подождать, пока я не пойму, что опасности нет. – Она грустно усмехается. – Здесь тебе придётся часто прятаться.
Одни большие страшные прятки…
– На что они похожи? – Никогда не видел крысозмей.
Она сглатывает.
– Это… это не обычная рептилия. Я боюсь крыс и змей, а здесь они объединились.
Я открываю рот, потом закрываю – не знаю, что сказать.
Мэри вытягивает ногу. На икре и щиколотке множество следов от укусов.
– Им нравится кусать меня.
Я отворачиваюсь, глубоко вздыхаю, чтобы сдержать то, что бурлит во мне. Не могу… Довольно долго не могу говорить, а ей молчание, похоже, нравится.
– Ты давно здесь?
– Девять лет. Мне было семь, когда меня утащило. Прямо вслед за братом.
Девять лет. Я стукаюсь головой о картотечный шкаф, который валяется позади меня. Хайд сказал, что был в Нигде семь лет и вернулся домой два года назад.
– Вы вместе играли в прятки? – спрашиваю я.
– Да. Нас было много, я даже не помню, какие правила мы нарушили. Когда мы попали сюда, брат обещал позаботиться обо мне. Сказал, что мы вернёмся домой. – Она смотрит вдаль. – Потом Хайд изменился. Его не было рядом, когда он был мне нужен. Потом он вообще перестал появляться. Потом вернулся домой и стал работать на Водящего.
– Как это произошло?
Мэри долго молчит.
– Не знаю, может быть, он согласился, потому что не мог справиться со всеми страхами. Может быть, Водящий в нём что-то заметил, какую-то слабину… Я подумывала, не сделать ли и мне такой же выбор.
– И что?
– Нет, – произносит она задумчиво. – Я хочу вернуться домой, но не такой ценой.
– Мэри, мы выберемся отсюда. У меня и моих друзей есть план… ну, что-то вроде того. У нас рюкзаки, – я указываю на свой, – мы надеемся, что то, что находится внутри, поможет одолеть Водящего и выбраться отсюда.
– Отсюда не выберешься.
– Не верю! Есть вход – значит, есть и выход!
Мэри смотрит на меня мрачно. Такой взгляд её старит.
– Слушай. Ты бежишь. Ты прячешься. Если получится, ты в безопасности. Всё остальное опасно и глупо.
– Я понимаю, что ты не веришь мне, но мы вернёмся домой, – возражаю я. – Расскажи мне про это место.
Она на минуту закрывает глаза. Потом смотрит на меня, и я отшатываюсь. В глазах её – только тьма и боль.
– Это словно тень реального мира.
– Не понял…
– Знаешь, есть такие картинки, сделанные из других, – объясняет Мэри.
– Коллаж.
Она кивает.
– Вот что такое Нигде. Здесь существуют твои собственные страхи и кошмары в знакомых тебе местах.
Я осматриваюсь.
– То есть это гигантская головоломка? Дети приносят свои кусочки, и все вместе они образуют этот мир?
– Ну да… Хайд и его дом – из моей жизни. Это один из моих… кусочков.
И мой. Кладбище я видел, потому что это ещё одно моё личное
