духовной жизни. Подобный сдвиг может произойти в его отношении к драгоценностям, десятине, употреблению алкоголя или развлечениям. Будучи пастором, я, получив такие сигналы, расспрашивал человека о его духовной жизни. Такому сдвигу в личных критериях поведения обычно предшествует духовный спад.
На четвертом этапе секулярного дрейфа человек начинает реже посещать богослужения. Иногда люди пропускают богослужения по достаточно веским причинам. Однако если частое отсутствие человека в церкви сопровождается другими признаками секулярного дрейфа, значит, этот процесс уже зашел довольно далеко. Пропуски богослужений обычно идут по нарастающей. Сначала человек отсутствует раз в месяц, потом два раза в месяц, а затем он начинает появляться в церкви от силы раз в два месяца. Спустя какое–то время посещение церкви вообще теряет для него всякий смысл.
Пятый этап обмирщения состоит в том, что человек начинает сомневаться в Библии, в реальности жизни после смерти и даже в существовании Бога. Он берет в руки Библию, а ему как будто кто–то нашептывает: «Зачем ты это читаешь? Это просто бумага с напечатанными на ней словами. Такая же точно книга, как и все остальные». Этот «голос» — результат секулярного дрейфа. Это результат влияния модернистского, секулярного общества, которое уводит нас прочь от Бога и от веры в Его Слово.
Шестой этап, и последний, характеризуется ростом недоверия к организациям и учреждениям, особенно религиозным. У человека все меньше желания позволять авторитету сообщества влиять на его духовные решения. Самое интересное в этом аспекте обмирщения заключается в том, что зачастую он ярче всего проявляет себя в группах, которые принято называть «правым крылом», то есть там, где люди будут упорно отрицать, что секуляризм оказывает на них хоть какое–то влияние. Вопреки этим возражениям, в консервативных группах порой просматриваются примерно те же последствия секуляризации, что и у их более «левых» оппонентов. Своим все возрастающим недоверием к адвентистским организациям адвентистские группы правого крыла и их члены невольно показывают, что они отнюдь не застрахованы от влияния секуляризма.
Секулярный дрейф не всегда происходит именно в том порядке, который я описал. В некоторых обстоятельствах порядок этапов может быть иным, и даже обратным. К примеру, если человек удручен и обижен какими–то действительными или вымышленными проступками со стороны церковной организации, то это может сразу же сказаться на его посещении богослужений и доверии к церкви, тогда как молитвенная жизнь, изучение Библии и поведение будут какое–то время оставаться прежними. С другой стороны, молодой человек, только–только поступивший в светский университет, может отбросить всю духовную жизнь за такой короткий срок, что этапы его секулярного дрейфа будут едва различимы. Выше я привел наиболее типичный порядок, в котором протекает этот процесс, занимающий, как правило, довольно продолжительное время.
Можно ли утверждать, что адвентисты более восприимчивы к секулярному модернизму, чем другие христиане? Многие мыслящие адвентисты, включая по крайней мере одного бывшего президента Генеральной Конференции, склонны полагать, что да. Чем больше вы узнаете доверяющих Библии христиан из других деноминаций, тем больше вы убеждаетесь, что адвентисты в западных странах, скорее всего, более обмирщены, чем христиане в целом. Если так, то секуляризм нанес нам двойной ущерб: он не только затруднил наше общение с внешним миром, но еще и подорвал нашу собственную веру.
В середине девятнадцатого века адвентизм в западном мире считал себя реформаторским движением в рамках христианской церкви в широком смысле слова. Большинство людей, с которыми работали адвентисты, не нуждались в том, чтобы им говорили о необходимости христианской духовности. Поэтому наши пионеры делали акцент на совокупности логически обоснованных аргументов, которые могли бы на уровне разума убедить людей в конкретных библейских доктринах. В мире, где большинство составляли христианские модернисты, это вполне имело смысл. Однако данный подход привел к тому, что к 1888 году появилось целое поколение адвентистов, знавших назубок все эти аргументы, но утративших связь с живым Богом. И несмотря на всю силу вести, провозглашенной в 1888 году в Миннеаполисе, в большинстве общин отличительным адвентистским доктринам по–прежнему уделяется больше внимания, чем живым отношениям с Богом.
Адвентисты и постмодернизм
Оценить, как у адвентистов обстоят дела с постмодернизмом, на мой взгляд, гораздо сложнее. Во–первых, мне представляется, что люди редко «дрейфуют» от модернизма к постмодернизму. Хотя адвентисты, рожденные в пору расцвета секулярного модернизма (им ныне от шестидесяти пяти лет и выше в западных странах), по–прежнему мыслят и поступают в модернистском духе, одной части из них ближе христианский модернизм, а другой модернизм секулярный, описанный выше.
С другой стороны, адвентисты, которым сегодня меньше сорока, не «дрейфовали» в постмодернизм; по сути дела, они в нем родились — это утверждение справедливо не только по отношению к западным странам, тот же процесс набирает силу по всему миру. Эти люди впитали данное мировоззрение с детства. Ко времени их рождения обе мировые войны стали уже историей, и для многих в самом разгаре была холодная война с ее ядерной угрозой. Квантовая физика и теория относительности уже подорвали некогда непоколебимые основы модернистской науки.
Движение хиппи с его бунтом против всех авторитетов и восприимчивостью к восточным религиям уже повлияло на мировоззрение их родителей. Многочисленные экологические организации уже боролись с издержками и крайностями модернизма, приведшими к повсеместному загрязнению окружающей среды. Чуть позже на культуре стало сказываться сильное влияние так называемого движения «Новый век». Хотя персональные компьютеры, интернет, DVD–проигрыватели, МРЗ, мобильные телефоны, «наладонники» и прочие ставшие сегодня привычными электронные устройства были еще в будущем, тенденции, сформировавшие постмодернизм, давали о себе знать уже к 1970 году.
Поэтому поколение моложе сорока не знает другого мира, кроме мира секулярного постмодернизма. Адвентистская Церковь в целом, может быть, и смещается в сторону характерного для секулярного постмодернизма состояния, но этот процесс идет не на уровне отдельных членов. Этот сдвиг идет на поколенческом уровне, возможно, это величайший «разрыв поколений» за всю историю. Родители постмодернистов едва осознали, что им делать с секулярным модернизмом, как начался уже новый грандиозный сдвиг. А если это поколенческий сдвиг, то он никуда не денется; его роль будет усиливаться по мере ухода старшего поколения и нарождения нового.
Промежуточное поколение, примерно от сорока до шестидесяти пяти, то есть «бэби–бумеры» — люди, родившиеся в западных странах во время демографического взрыва послевоенных лет, чувствуют себя зажатыми в тисках между теми, кто старше, и теми, кто моложе. И так случилось, что это как раз то поколение, к которому принадлежит большинство церковных руководителей. Руководство церкви ощущает себя в тисках, причем давление это постоянно возрастает. С одной стороны, от них требуют остановить
