он и где он, но уже не мог думать. Оцепенение уносило прочь, маня покоем. Не двигайся, не живи. Пришел твой час.
Глава 29
Монти
Монти усердно жевал. Когда еда во рту заканчивалась, он вновь набирал на вилку мяса, картошки, вареной моркови. Надо продолжать. Если он перестанет жевать, то расплачется. А плакать не хотелось, тем более – перед сестрами. Особенно после слов мистера Доусона, что Монти скоро станет единственным мужчиной в доме. Нижняя губа задрожала. Почувствовав сверлящий взгляд тети Мод, мальчик быстро зацепил на вилку кусок тушеного барашка, положил в рот и сосредоточился на же- вании.
– Папа уже умер? – заблестели от слез глаза Барби. – Он отправился на небеса?
– Почему он так свистит и хрипит? – прошептала Эльза, гоняя по тарелке кучки остывшего картофельного пюре.
– Не играй с едой, Эльза, – сказала тетя Мод. – Эти звуки издают его легкие.
– А кем станет папа, когда умрет? – спросила Барби.
– Не говори чепухи! С Эрнестом все будет хорошо, – заявила тетя Мод, но у нее было такое обреченное лицо и такой неестественно бодрый голос, что Монти понял: она врет.
– Можно нашим новым папой станет мистер Доусон? Он лучше, чем другие крестные, и всегда приносит мне подарки.
Барби отодвинула тарелку.
– А что на сладкое?
У Монти дрогнули плечи. Ему невыносимо захотелось помолиться. Если он сейчас же не помолится, то начнет плакать, и прощай, мужество!.. Он вскочил со стула и убежал наверх.
– Не хочешь десерта? – крикнула вдогонку тетя Мод, но он уже взлетел по лестнице.
Оказавшись в своей комнате, Монти захлопнул дверь, сложил руки и молча зашевелил губами, умоляя Господа не допустить папиной смерти. Он обещал сделать все, что угодно. Все-все. Отдать свои игрушки бедным детям. Подарить коллекцию марок участникам церковного хора. Никогда не забывать молиться. Монти остановился и подождал немного. Грозившие вырваться из груди рыдания утихли. Небо было цвета ежевичного варенья с пробегающими там и сям желтыми масляными полосами. А вверху пылало солнце. Он почувствовал присутствие Бога. Господь там, в небе, смотрит на Монти оранжевым глазом.
Монти распахнул окно и упал на колени. Он никогда не чувствовал такой близости к Богу. С неба спускались алые, золотые, пурпурные ленты света – словно сияющие лестницы, ведущие ко Всевышнему.
– Пожалуйста, Господи, пусть папа останется жив!
Внезапно Монти почувствовал потребность оказаться в каком-то святом месте, где можно услышать ответ Бога. Он пробежал по коридору мимо отцовской спальни, откуда несло дезинфекцией и болезнью, вниз по лестнице и выбежал на улицу.
– Ты куда? – крикнула вслед Ида.
Монти бежал всю дорогу до церкви, чувствуя, что за ним наблюдает пылающее око Бога.
На церковном кладбище царила тишина. Ровные ряды могил успокаивали. Солнце закатилось, и краски на небе побледнели. Божественный взгляд пропал, возбуждение Монти утихло. Он пошел меж надгробий, ища спокойное местечко для молитвы. В тишине было слышно, как стонут и ворочаются под землей мертвые. Даже чувствовалась легкая дрожь, когда они крутились в своих гробах. Воздух будто отяжелел от толпящихся в нем душ. Небо погасло, голые руки покрылись мурашками.
– Монти! Монти!
Он повернулся. Петляя между могилами, к нему бежала мама в фартуке. Он упал в ее объятия, и они крепко прижались друг к другу.
– Ты должен быть смелым, Монти. Самое главное в жизни – мужество.
– Главнее, чем Бог?
– Да. Пойдем. Ты ведь не хочешь ночевать здесь с призраками?
По дороге Монти обернулся и посмотрел на небо. Око господне исчезло – даже следа не осталось.
Викерс-стрит, 8
Ноттингем
10 июля 1908 года
Дорогая Элизабет!
Мы пережили ужасное время! Эрнест тяжело болел, и я была слишком занята уходом за ним, чтобы написать тебе.
Он перенес страшно тяжелую двухстороннюю пневмонию. Врач сказал, что он, вероятно, болел несколько недель. Я видела, что он неважно себя чувствует. Но когда доктор сказал, что он был на волосок от смерти, я испугалась. Да ты ведь знаешь Эрнеста: он делал вид, что все в порядке.
Врач прописал ему отдых, свежий воздух, легкие физические нагрузки (короткая прогулка и нетяжелая работа в саду) и пинту молока в день.
Я решила вновь посвятить себя семье. Я хочу быть лучшей женой и матерью, поэтому прекратила связь с мистером Доусоном и переписку с Отто. Пока Эрнест дома, я не могу рисковать – вдруг ему попадутся на глаза безумные письма Отто? Я страшно благодарна Отто за то, что он разбудил мой свободный дух и открыл мое истинное «я», однако сейчас я должна приложить все силы, чтобы поставить на ноги Эрнеста.
Мне предложили перевести на немецкий язык ирландского поэта Йейтса, в сотрудничестве с одним выдающимся ученым. Надеюсь, что смогу отвлечься, и прошу тебя воздержаться от новостей о Мюнхене. Все должно остаться в прошлом.
Твоя любящая сестра Фрида
Викерс-стрит, 8
Ноттингем
20 июля 1908 года
Милая Мод!
Наконец я набрался сил, чтобы взяться за перо. Хочу поблагодарить тебя за все, что ты сделала в трудное для нас время.
Фрида ведет себя безупречно. Она прислушивается к каждому слову доброго доктора Меллорса и даже записывает все в блокнот, который завела специально для этой цели. Мне чрезвычайно отрадно видеть ее преданность.
Я намерен найти для нас новое жилище, более просторное, с большим садом для детей, с электрическим освещением и французскими окнами, которые так любит Фрида. Я знаю, что ей понравится обустраивать новый дом, особенно если там будут французские окна. Конечно, это лишь до тех пор, пока мы не переедем в Кембридж. К сожалению, доктор считает, что в течение некоторого времени я не смогу вернуться к работе, так что Кембриджу придется подождать.
Мне не терпится вновь взяться за книгу. Я уже придумал название: «Романтика слов». Тебе нравится? Слово «романтика» происходит от старофранцузского «романс», что означает рассказ в стихах, а до этого из поздней разговорной латыни, romanice scribere – писать в римском стиле.
Очень надеюсь, что, пока ты гостила у нас, Фрида не просветила тебя по поводу идей некоего доктора Фрейда. Если она упоминала о бессознательных силах или подавленных желаниях, умоляю тебя немедленно выбросить из головы нелепые идеи, которые не в состоянии постичь неподготовленный ум. Слава Богу, эти идеи ограничены Мюнхеном. Не могу представить, чтобы они получили распространение у нас – мы, англичане, для этого чересчур благоразумны.
Мод, позволь тебя кое о чем попросить. Не знаю, заметила ли ты, находясь у нас… Несомненно, ты была занята детьми и руководила Идой и миссис Бэббит… Фрида помимо того что начала курить перестала носить корсет
