— Я ждала вас.
Она показалась Эллери встревоженной и расстроенной.
— Что-нибудь не так, Рима?
— Не так? Все в порядке. — Но прозвучало это как-то неубедительно.
— Детишки с Конгресс-стрит не вызывают доверия. Можно оставить здесь машину, пока мы сходим в вашу хижину?
— Мы не пойдем в хижину.
— Что? — Эллери последовал за Римой к автомобилю, протестуя на ходу: — Почему, Рима? Я хочу взглянуть на нее.
— Как-нибудь в другой раз.
— Но только вчера вечером вы сказали…
— Почему вы приехали на машине?
— Но мы ведь собирались отправиться на пикник. Разве не так?
— Мы могли бы пойти пешком. Я всегда так делаю.
— В том смысле, что не прыгаете по деревьям, как Тарзан?
— А кто такой Тарзан?
Эллери объяснил ей, пока отпирал дверцу, и они садились в машину.
— А, взрослый Маугли. — Голос Римы звучал безразлично. — Я всегда любила Балу и Багиру и ненавидела Шер-Хана. Сворачивайте на Шингл-стрит, Эллери, и поезжайте по шоссе 478-А до Твин-Хилл, а там снова поверните.
Сегодня утром Риму явно что-то повергло в мрачное настроение. Это случилось не раньше ее возвращения в хижину, иначе она не написала бы записку в «Апем-Хаус» с приглашением приехать в ее жилище. Была ли это реакция на жалкую лачугу после путешествия в большой мир? Или…
Эллери не исключал возможности, что за этим кроется нечто совсем иное.
Он молча вел машину.
— Вчера вечером я читала эту книгу, — через несколько минут сказала Рима.
— Вот как? Ну и что вы о ней думаете?
— Мне было смешно. Это и есть то, что называют детективной литературой?
— Только один из ее образцов.
— Но ведь в жизни таких сыщиков не бывает, верно? В книге он целует и щиплет каждую встречную девушку, избивает людей, стреляет направо и налево…
— Большинство детективов, которых я знал, носили одежду сорок восьмого размера, были вечно усталыми, годами не прикасались к револьверу и едва дожидались уик-энда, чтобы полить свои газоны.
— А потом эта девушка Джинджер, которую Дейв Дерк называет Джинни или Джиндживитис…[45]
— Его секретарша?
— Я от нее очумела. Вечно попадает из одной неприятности в другую. И почему она называет Дерка «шеф»? Он ведь не начальник полиции.
— Он ее шеф.
— Сленг, — задумчиво промолвила Рима. — Меня это заинтересовало. Все секретарши детективов называют их шефами?
— Полагаю, что да.
— А у вас есть секретарша?
— В настоящее время нет. Но я ведь не из книги, Рима.
— А жаль. — Оба рассмеялись, и вокруг словно сразу прояснилось.
Они продвигались по северо-восточной части города, взбираясь на холм над Хай-Виллидж. Название «Шингл-стрит» на знаках исчезло. На склонах, как деревья, росли новые коттеджи. Вскоре впереди появились похожие на гигантские груди Твин-Хилл, за которыми находилась Скайтоп-роуд — новейшая жилая улица Райтсвилла, — а вдали замаячила вершина Лысой горы.
По указанию Римы Эллери свернул на узкую грязную дорогу. Через три мили она окончилась у валуна. Вокруг был густой лес.
— Что теперь? — осведомился Эллери. — Авиация?
— Просто прогулка пешком.
Воспоминания Эллери о следующем часе состояли из колючего кустарника, крапивы, жестких, как наждак, деревьев и скользкой земли — он был весь исколот, исхлестан и исцарапан. Рима невредимо порхала впереди, словно ее охраняли лесные духи. Иногда она останавливалась, чтобы расчистить путь похожим на мачете ножом, который носила за поясом своего саронга. В такие моменты Эллери в изнеможении обнимал дерево. Под конец, уже готовый взбунтоваться, он внезапно обнаружил, что находится в преддверии рая.
Они вышли на маленькую поляну, покрытую мхом и сосновыми иглами и окруженную с трех сторон огромными соснами, стофутовыми буками, красными елями, березами и кедрами. С четвертой стороны поблескивал водоем, который наполнял миниатюрный водопад, резвящийся на сверкающем граните. Лучи солнца поблескивали на воде, однако воздух, напоенный ароматами леса и земли, был влажным и прохладным. Повсюду щебетали птицы.
— Итайоа!
— Нравится?
Эллери улегся на благоуханный ковер и закрыл глаза.
Когда он их открыл, то увидел, как смуглое тело разрезает водную поверхность. Нож и твидовый саронг лежали на скале, нависающей над водой.
Рука девушки ухватилась за каменный выступ.
— Разве вы не будете купаться?
— Только если вы…
— Что за вздор!
— Черт возьми!.. — начал Эллери, но Рима засмеялась и исчезла. Чувствуя себя полным идиотом, он переоделся в купальный костюм за широким буком.
Они плескались и ныряли до посинения, а потом сохли на выступе скалы. Рима не воспользовалась предложенным Эллери полотенцем, и потому он скромно закрыл глаза и уснул, а когда проснулся, девушка, уже в саронге, сидела, поджав ноги, возле одного из полотенец, на котором она разложила содержимое корзины.
— Идите сюда, Эллери. Я проголодалась.
Они с удовольствием закусили, после чего Рима сплела венок из виноградных листьев и надела его на Эллери, сделав его похожим на Вакха,[46]покуда он вместо вина допивал остатки молока из термоса.
— А теперь, если вы будете сидеть тихо, — сказала Рима, — я приглашу к чаю своих друзей. Тут живет красавица олениха…
— С мамой Бэмби я познакомлюсь как-нибудь в другой раз, — прервал Эллери, снова ложась. — Изображайте публику, Рима. Я произнесу монолог.
Ему показалось, что радость тут же покинула девушку, но она послушно легла на ковер из мха, опустив голову на грудь Эллери.
— Рима, — начал он, пустив в небо кольцо дыма, — вещи не всегда таковы, какими кажутся. Существовала целая школа, ученые приверженцы которой настаивали, что вещи никогда не бывают такими. Я выбираю золотую середину: некоторые предметы, явления и факты правдивы, а некоторые только выглядят таковыми. Опытный следователь всегда помнит об этом противоречии, и его задача — определить, какие элементы дела, которым он занимается, истинны, а какие ложны. Некоторые явления двулики от начала до конца, и я боюсь, что наше как раз отмечено печатью Януса.[47]
