ей не верится:
— Фюрер так говорил обо мне?
Офицер шутцштаффеля улыбается, осознавая важность своих слов для Юнити:
— Да, он правда так говорил. Лицо его серьезнеет:
— Я должен еще раз извиниться перед вами. Крайне невежливо с моей стороны, что я до сих пор не представился. Унтер-фельдфебель Шварц, один из адъютантов фюрера, — говорит он с поклоном, щелкнув каблуками.
— Рада познакомиться с вами, унтер-фельдфебель Шварц, — отвечает она.
Он указывает на только что освободившийся столик у окна и спрашивает:
— Можно мне посидеть с вами, пока вы наслаждаетесь своим биненштихом?
Польщенная и обрадованная тем, что другие девушки увидят, с кем она разговаривает, Юнити кивает и идет за ним к столику на двоих. Они непринужденно беседуют, в основном про Гитлера, его вкусы и пристрастия, в частности про его любимый фильм «Кавалькада» — о том, как две английских семьи пережили Великую войну и последующие годы. Когда разговор смолкает, Шварц указывает в окно и говорит:
— Видите то здание вдалеке?
Она щурится, пытаясь разглядеть строение в тускнеющем дневном свете.
— Кажется, да, — отвечает она.
— Это лагерь Дахау. Мне посчастливилось побывать там на экскурсии с фюрером на прошлой неделе, и мы очень гордимся им. — Он улыбается ей.
Она улыбается ему в ответ, поджав губы, и, хотя она никогда не слышала о лагере Дахау, чувствует, что должна сказать что-то восторженное:
— Как не гордиться!
— Мы прекрасно переоборудовали заброшенный завод по производству боеприпасов. Теперь там может содержаться много политических врагов, которые не желают выполнять приказы нашего фюрера.
Теперь Юнити понимает, какой это важный объект:
— Разумеется, все, кто выступает против нашего фюрера, должны отправиться в тюрьму.
— Туда они и отправляются. В будущем там окажутся и другие враги рейха, но мы рады, что образец для подобных тюрем находится прямо здесь, вблизи Мюнхена.
Верхний свет начинает мигать — знак, что антракт заканчивается, зрителям пора вернуться на места, чтобы увидеть второй акт «Фей», и за спиной у Шварца вырастает фрау Баум. Она в крайнем изумлении смотрит на свою подопечную, беседующую с нацистом из элитного подразделения. Юнити видит, что наставница буквально разрывается: она не смеет прервать разговор с членом шутцштаффеля, но правила требуют, чтобы воспитательница вернула всех девушек в зал к началу представления. Но фрау Баум напрасно беспокоится. Шварц берет дело в свои руки:
— Позвольте проводить вас на ваше место? Кажется, опера вот-вот начнется снова.
Юнити кивает, представляя, как бы посмеялась Декка, увидев свою смелую, свободолюбивую сестру играющей роль осмотрительной арийской девушки: друг с другом сестры никогда не скромничали. Впрочем, Декка, конечно, как никто другой догадалась бы, что Юнити находится прямо в сердце своей детской мечты.
Юнити входит в зал под руку с офицером, он говорит:
— Для меня было бы огромной честью, если бы вы согласились встретиться со мной еще раз, фройляйн Митфорд. Может быть, поужинаем вместе или сходим в кино?
Щеки Юнити снова вспыхивают: на самом деле ей хотелось бы пойти на свидание с этим симпатичным солдатом, таким же ярым нацистом, как и она сама. Но как к этому отнесся бы Гитлер? Наверное, потом будет неловко, если во время следующего обеда с фюрером Шварц будет стоять и смотреть? Она не может решиться, и это, видимо, легко прочесть по ее лицу, потому что Шварц говорит:
— Только если наш фюрер не будет возражать.
Юнити благодарно кивает — здорово, что он понимает ее преданность Гитлеру и разделяет ее.
— Если он не будет возражать, — соглашается она.
Шварц провожает ее к креслу и откланивается, и на Юнити тут же обрушивается шквал вопросов. Кто этот солдат? Ну разве он не красавчик? У него есть девушка? В каком он звании? Подражая своей бесподобной сестре Диане, Юнити терпеливо и сдержанно отвечает на все вопросы, пока наконец не звучит тот, которого она так ждет.
— Откуда ты его знаешь? — спрашивает Мэри Сент-Клер-Эрскин.
Юнити хочется подпрыгнуть и закричать на весь мир, что она обедала с Гитлером больше двадцати раз, но она скромно опускает глаза и тихо произносит:
— Унтер-фельдфебель Шварц служит в личной охране высокопоставленных нацистов, я встречалась с ним несколько раз, когда обедала с фюрером.
Фрау Баум ахает, а девочки визжат. Но прежде чем они успевают засыпать ее новыми вопросами — уже о самом Гитлере, — начинается второй акт. В полумраке зала Юнити чувствует на себе взгляды девочек и их наставницы, и неожиданное ощущение могущества захлестывает ее. Она словно плащом окутана этим чувством собственной несокрушимости и важности. Это отблеск величия фюрера, и она сделает все, чтобы сохранить его.
Глава двадцать пятая
НЭНСИ
12–13 июля 1935 года
Суррей, Англия
Почти как в старые добрые времена. Муля и Пуля смеются в компании величавой кузины Клементины, которую все зовут просто Клемми, в то время как ее не выпускающий изо рта сигары муж Уинстон пьет виски вместе со своим сыном Рэндольфом и Томом, они давние друзья. Декка и троюродный брат Эсмонд переговариваются о чем-то в углу, а Дебо на танцполе, и приглашений у нее больше, чем она может принять. Даже Диана здесь. Она не сказала мне ни слова, но оживленно беседует с Памелой и Дереком, и я задаюсь вопросом, не потому ли она так сияет, что Дерек связался с фашистами, а теперь, в какой-то степени, и Памела тоже. Или, возможно, дело в том, что Мосли здесь нет и она может излучать свой свет на всех.
Политические потрясения, семейные разногласия, экономическая нестабильность — все это где-то там, с кем-то другим. Но не здесь, в Черкли-корт, поместье лорда и леди Бивербрук в графстве Суррей, на их ежегодном летнем празднике. Здесь каждый сверкает драгоценностями из семейных шкатулок, ошеломляет и впечатляет на фоне безупречного оштукатуренного особняка с тосканскими колоннами, в обоих крылах которого выступают шестиугольники эркеров. Дом стоит в окружении идеально ухоженных садов, куда с нижней террасы, окаймленной парапетом, ведут широкие ступени. Жаль, что у меня теперь нет доступа в гардеробную Дианы и я не могу блистать соответственно этому месту, мне приходится довольствоваться старым темно-синим платьем, которое я отдавала местной портнихе перешить лиф. Но мне не одурачить этой переделкой никого из гостей, никто не примет это платье от Вионне с косым вырезом образца 1928 года за модель из вечерней коллекции Коко Шанель 1935 года.
Где же Питер? Мы приехали вместе на взятой напрокат машине и всю дорогу молчали, муж то и дело отхлебывал из серебряной фляжки, с которой не расстается. Должно быть, он все еще переживает вчерашнюю ссору, разгоревшуюся из-за его
