из младших, – пояснил я. – А Дильян – лесной дух-покровитель. Тоже, можно считать, почти бог. У нас часто называют детей в честь какого-нибудь божества посимпатичнее. Считается, что это к удаче.
– А именами старшей шестерки не называют?
Я помотал головой.
– Только если часть возьмут, и то редко. Ну вот, например, если у кого-то имя начинается с «калью» или «лью» – это наверняка в честь Величайшего.
– А… – судя по выражению лица Эсси, она меня не поняла.
– Величайший – Кальювусан, – напомнил я.
– У нас его совсем иначе называют, – сказала она удивленно. – Как же так, боги ведь одни и те же!
– Ну, у Величайшего не одно имя, – пожал я плечами. – Ничего странного я тут не вижу! Так вот… вообще, нечасто встретишь человека с таким именем. Того, кто сына так назовет, непременно гордецом считать станут, особенно если ребеночек еще не слишком хорош удастся. Да и маяться ему потом всю жизнь, оправдывать такое имя… А так – старшую шестерку вообще, знаешь ли, лишний раз да без дела лучше не поминать. Мало ли, в каком они нынче настроении!
– И Великого Нижнего тоже?..
– Конечно.
– А то, что ты ругаешься все время: пропасть, проваль, – это разве не обращение к нему?
Я почесал в затылке.
– Да нет вроде. Но, знаешь, мне почему-то кажется, что вот он как раз особенно сердиться не будет. Посиди с его в компании духов, обрадуешься, если кто живой к тебе обратится!
– Обижусь! – предупредила Эсси. – Хотя… пусть я и дух, но ты на воплощение Великого Нижнего все равно не тянешь!
– И на том спасибо…
– А ты его имя знаешь?
– А ты разве нет? – удивился я.
Эсси помотала головой.
– Мне никогда не говорили. У нас его если и поминали, то шепотом. А когда я попыталась найти имя в книгах, оказалось, что оно отовсюду вымарано, можешь представить?
– Однако! – сказал я. – Значит, это давно уже началось…
– Что началось?
Пришлось пересказать ей то, что я узнал от хуторянина Сивого.
– В общем, смертознаи набедокурили, а обижают мирного бога, – заключил я.
– И правда, – согласилась Эсси. – А ты мне это имя скажешь?
– Скажу, чего ж не сказать. Только ночью, ладно?
– Хорошо, – кивнула она. – Постой, я забыла еще спросить про твоего брата… Что значит Шюрь?
– Шюрь – первенец, – пояснил я. – У кого с фантазией плохо, вообще всех детей называют по порядку – первый, второй, третий…
– Так, значит, выходит… – произнесла Эсси, подумав. – У вас есть значащие имена и есть имена, данные в честь богов, верно?
– И еще такие, что давным-давно используются в роду, только никто уже не помнит, что они означают, – добавил я. Потом кое-что припомнил и сказал: – Но значащих тоже не особенно много. Сама понимаешь, мало кто захочет назвать сына «тупицей» или дочку – «доской». А вот в честь лучших кораблей, бывало, называли…
Эсси смерила меня подозрительным взглядом.
– Сдается мне, – произнесла она, – что корабли эти были вовсе не рыболовными суденышками! А твои сородичи – никакие не мирные рыбаки!
Я только плечами пожал – что тут скажешь, если она кругом права? К счастью, эта тема Эсси не слишком заинтересовала. Она вернулась к моей наколке и снова принялась ее разглядывать.
– Интересно… – протянула она. – Мне нравится ваш обычай. Мне вот приходилось зазубривать наше генеалогическое древо, а так, по-моему, удобнее, ничего не перепутаешь! И запоминать не надо…
– Надо, – заверил я. – Я же сказал – здесь только семь поколений. А остальные-то, хочешь не хочешь, заучить придется. Правда, я был лентяем, так что хорошо знаю свой род только до одиннадцатого колена. – Тут я невольно почесал спину, припомнив, как получил от деда поленом по хребту за нерадивость. – А сколько я не успел запомнить, точно не скажу, но изрядно…
– Ничего себе… – протянула Эсси. – Да ты родовитее меня, Север!
Я только плечами пожал. И на всякий случай не стал упоминать о достойном всяческого уважения обычае моих достославных соплеменников снимать татуированную кожу с покойников, тщательно ее выделывать, натягивать на специальные дощечки и бережно хранить в особых коробах. Это, кстати, касалось не только убитых врагов, но и умерших родных. Помню, у нас в доме таких коробов было не то пять, не то шесть… Интересно, прибавилось ли их?
– Север, а эта вязь, значит, ваше письмо? – спросила девушка.
– Ага.
– Красиво… И ты его хорошо знаешь?
– Нет, – помотал я головой. – Я ведь сказал – я скверно учился. Вот порыбачить, поохотиться – это я всегда пожалуйста. А учиться грамоте скучно было.
– Но ты же понимаешь, что у тебя здесь написано!
– Я просто наизусть это помню, – сознался я. – А так… Наверно, сумею что-то прочесть, а сам написать – вряд ли. Вот на здешнем языке я еще кое-как читать-писать умею, пришлось выучиться, чтобы хоть надписи на картах и донесения разбирать. Тем более, – добавил я, – это у вас тут слова из букв составляют, а у нас…
– Что у вас?
– У нас прямо словами пишут, – пояснил я. – Ну, как тебе объяснить? Каждая такая завитушка что-то обозначает. Сама по себе. Если с другой рядом – может вообще смысл поменяться. Как-то так.
– Это ж сколько знаков нужно запомнить! – поразилась она.
– Много, – буркнул я. – А я, повторюсь, ленился. Помню только основные значения, да и то не все. А в сочетаниях вовсе не разберусь. Ну, правда, у нас мало кто до полной учености доходил, не было большой нужды. – Я помолчал. – Эсси, а почему ты так этим заинтересовалась?
– Да понимаешь, Север, – ответила она, – один значок, который часто на твоей наколке повторяется… вот этот, в твоем имени он тоже есть… Очень уж он похож на тот, что на камешке нацарапан!
– Уверена? – спросил я после паузы.
Эсси кивнула:
– Тот немножко отличается, но это, наверно, потому, что на камне его трудно было вырезать. Но все равно похож! Кстати, а что он обозначает?
– Огонь, – ответил я, не задумываясь. Уж такое-то я помнил! – Но это только основное значение, надо смотреть, что там с ним вместе написано. Если «огонь» стоит рядом с «деревом», скорее всего, это пожар или факел. Но в моем прозвище, видишь, «дерево» с засечкой, это означает прошедшее время. Но засечка только одна и короткая, выходит, действие не завершено, дерево только обгорело. Вот тебе и головешка.
– Ясно… А говорил, все позабыл или вовсе не знал!
– Ну, что-то, выходит, в памяти отложилось, – пожал я плечами. – А может, я просто вырос и понял, откуда что берется. Зубрить-то скучно, а если разобраться что к чему, все понятно становится…
– А
