Не слишком радостное собрание.
– Миледи.
Агета улыбалась, но ее глаза смотрели проницательно. Агета будет недовольна, когда узнает, что Дженова намерена порвать с Алфриком. Он ходил у Агеты в любимчиках. Но Дженова не собиралась угождать фрейлинам.
– Агета, не оставишь ли ты нас на минуту? Мне нужно кое-что сказать лорду Болдессару.
Агета вопросительно посмотрела на нее и нехотя отошла на другой конец зала.
– Милорд, – начала Дженова охрипшим голосом, – не желаете ли присесть на секунду? Мне нужно вам кое-что сказать.
Они стояли несколько обособленно, что позволяло им беседовать без риска быть услышанными. С другой стороны, ее слуги находились достаточно близко, чтобы Дженова чувствовала себя в безопасности. Сам факт возникновения подобных мыслей – что, даже находясь у себя дома, она подвергается потенциальной опасности – лишний раз подтверждал правильность принятого ею решения.
– Ваши слуги непочтительны, – заявил барон и, взмахнув плащом, тяжело опустился в кресло.
– Агета не служанка, она дочь…
– Я не об этой маленькой глупышке. Я отчитал вашего грума, слишком долго возившегося сегодня утром с моей лошадью, а он ответил мне сердитым взглядом. Ваша челядь нуждается в твердой, руке, вы слишком снисходительны к ним. Впрочем, это свойственно всем женщинам.
– В самом деле?
Подавив раздражение, Дженова присела на край скамьи, в то время как дочь и сын Болдессара заняли другой ее край.
– В самом деле, – подтвердил Болдессар. – Алфрик может помочь вам в этом. Он быстро научится обращаться с вашими слугами, а если не научится, я объясню ему, что надо делать.
Спесивость лорда поразила Дженову. Неужели он всерьез полагает, что она позволила бы ему отдать в Ганлингорне хоть один приказ? Наверно, считает ее круглой дурой. Сомнения окончательно рассеялись, сменившись уверенностью и чувством облегчения. Она приняла правильное решение, и надо поскорее с этим покончить. Дженова сложила на коленях дрожащие руки.
– Милорд, я хочу сказать вам без обиняков, что не могу выйти замуж за вашего сына. Не потому, что он вызвал у меня неприязнь каким-либо своим поступком. Ни в коем случае. Просто я поняла, что мне претит сама идея брака. Я вообще не хочу выходить замуж.
Дженова смотрела в серые глаза Болдессара и видела, как вспыхнули они, когда ее слова проникли в его сознание. Крохотный огонек в знакомой холодности быстро набирал силу, пока не засверкал грозным пламенем неудержимой ярости. Казалось, даже воздух вокруг него стал наэлектризованным, как в преддверии бури.
Дженова замолчала, и воцарилась гнетущая тишина. Ни Рона, ни Алфрик не проронили ни слова.
И разразилась буря.
Лицо Болдессара налилось багрянцем перезревших слив, когда он вскочил на ноги.
– Что такое?! Что за блажь взбрела в вашу голову, глупая женщина?!
Дженова вздрогнула, чувствуя, что у нее перехватило дыхание. Искоса взглянув на Рону и Алфрика, она увидела, что они сидят, склонив головы, молча и неподвижно. Очевидно, Болдессар привык давать волю своим эмоциям. Ладно, решила Дженова, пусть себе ярится и бушует, но только не здесь, не в ее зале. А здесь пусть ведет себя прилично или убирается вон!
– Потише, – сказала она твердо и тоже поднялась на ноги, хотя колени у нее дрожали.
Высокого роста, она горделиво распрямила спину. Краем глаза заметила, что Рейнард стоит, сжимая рукоятку меча. Его присутствие придало ей силы.
– Ты выйдешь за моего сына! Ты обещала стать его женой и сдержишь слово!
Болдессар словно обезумел. Мощный вал жгучей ярости грозил смести все на своем пути.
Он сделал шаг в сторону Дженовы, то ли намереваясь ее ударить, то ли свернуть ей шею, прежде чем его остановят ее люди. Однако отступать она не собиралась. И когда вновь заговорила, повысила голос.
– Я ничего подобного не обещала! Я не давала слова и не подписывала брачного контракта. Я не выйду замуж за вашего сына, и не в вашей власти меня заставить.
– Ты обманула меня, стерва, ты…
– Я никого не обманывала. Я передумала.
Лорд Болдессар приблизился к ней вплотную, так что теперь она ощущала, как сотрясается от гнева его тело; Его лицо пошло пятнами.
– Будьте осторожны, миледи, – промолвил он, пытаясь овладеть собой. Сквозь стиснутые зубы со свистом вырывался воздух. – Предупреждаю. Ни одна женщина мне еще не отказывала. Я Болдессар!
– Вы мне угрожаете? – осведомилась Дженова, не двинувшись с места. – Не забывайте, король – мой друг. Причинив зло мне, вы причините зло ему. А это уже измена, милорд.
Серые глаза Болдессара сузились, и он чуть-чуть поостыл. Он обуздал свой пыл, и безобразный цвет его лица немного потускнел. Алфрик и Рона продолжали сидеть, дрожа и прижимаясь друг к другу. Дженова сама испытывала страх, однако не могла им не посочувствовать.
– Дженова?
Генри! Он все же пришел к ней, звук его голоса никогда еще не был для нее таким желанным. Его рука опустилась ей на плечо, тяжелая и теплая, вливая в нее энергию и уверенность.
Взгляд лорда Болдессара, устремленный на Генриха, стал жестким и свирепым. Однако свои эмоции барон держал в узде.
– Ага, так вот оно в чем дело, – процедил Болдессар сквозь зубы. – Лорд Генрих снова украл то, что принадлежало мне. Но теперь это ему не сойдет с рук. Берегитесь, леди Дженова, если возлагаете надежды на этого человека! Он лжец и вор, и он негодяй. В какие бы роскошные одежды ни рядился, какие бы богатства ни стяжал, всегда будет смердеть приставшей к нему грязью, отравляя воздух. И тех, кто ходит у него в друзьях.
Метнув испепеляющий взгляд на Генриха, Болдессар отвернулся и, взмахнув плащом, зашагал к выходу.
Горестно взглянув на Дженову, Алфрик вскочил на ноги и последовал за ним. Вздернув подбородок, ретировалась и Рона. Пока Дженова успокаивалась и переводила дух, Болдессары покинули большой зал Ганлингорна. Воцарилась тишина.
Все свершилось и закончилось. Ее помолвка с Алфриком была разорвана. Дженова обрела свободу.
Теплая рука с ее плеча куда-то исчезла. Генри. Как же она забыла о Генри? Дженова обернулась и увидела его яркие голубые глаза. Они хмурились. Его красивое лицо от гнева словно окаменело.
– Милая? Мои вам комплименты. Что за волшебные слова подобрали вы для Болдессаров, заставившие их обратиться в бегство?
Дженова рассмеялась, но слезы, сверкнувшие в ее глазах, были вызваны отнюдь не радостью.
– О, Генри, Генри, правильно ли я поступила? Я сказала лорду Болдессару, что не могу… не хочу выходить замуж за его сына.
Генрих замер.
Дженова могла поклясться, что увидела, как в его мозгу прокручиваются варианты возможностей, как за внезапно погасшим светом глаз яростно производятся подсчеты. Она сомневалась, что хочет знать, о чем думает и какие планы строит его хитрый ум. Генри нужен был ей сейчас как союзник и друг; она боялась спугнуть его намеком, что ожидает от него большего, чем он готов бескорыстно пожертвовать.
