Падаю лицом в подушку, вжимаюсь сильно, с трудом дыша. И…
Ору так сильно, как только могу, пытаясь прогнать эту уничтожающую боль. Выдавить ее из себя. Выкричать.
Надеюсь громкий звук телевизора и пух в подушке заглушат мои истеричные вопли.
Я почти умираю в этот момент. Но, подойдя к самому краю, вдруг заставляю себя очнуться.
Затихаю, ложусь на бок и касаюсь ладонями своего живота.
Если результат теста подтвердится… Если чудо, в которое я не смела даже верить, случилось… Если я действительно беременна…
Мне придется быть сильной ради ребенка.
И тогда Ян пожалеет о том, что вернул меня в Польшу.
С этой мыслью отключаюсь, свернувшись в позе эмбриона. Вместе с моим малышом.
Глава 15На следующий день
Доминика
«Малыш, пожалуйста, будь правдой! Клянусь, я буду любить тебя всем сердцем. За двоих родителей» — повторяю мысленно, как мантру.
Зажмурив глаза, молюсь всем богам, хоть раньше не верила ни в одного. И продолжаю впиваться ногтями в края кушетки. Стараюсь не думать об УЗИ-датчике внутри меня и о чужих руках в медицинских перчатках, которые касаются кожи.
Я понимаю, что Пашкевич — прежде всего, врач. Единственный, кому я готова доверить свой секрет. Потому что однажды он уже спас меня, когда помог сбежать в Россию.
Но это не отменяет того факта, что он еще и мужчина. Один из тех, кого я терпеть не могу.
Однако должна. Ради малыша.
Если он существует…
УЗИ-датчик выходит из меня — и я вздрагиваю от отвращения. Покрываюсь мурашками, свожу ноги вместе. Прикрываюсь судорожно.
— Да что же вы так дрожите, Доминика, — сокрушается доктор и стягивает перчатки. — Пожалуй, успокоительные вам выпишу. В вашем положении нельзя волноваться, — и улыбается загадочно.
— Подтвердилось? — шепчу я, боясь спугнуть.
— Срок — около трех недель. Плодное яйцо визуализируется в полости матки. Уровень ХГЧ в крови соответствует сроку, — говорит Пашкевич, а я не могу слова его воспринимать.
Сердце скачет галопом, в горле пересыхает. Нервное перенапряжение не позволяет адекватно анализировать информацию. Доктор прав: успокоительные мне не помешают.
— Так я беременна? — уточняю главное.
Я всю ночь плакала, мучилась от вернувшихся кошмаров, вскакивала во сне, толком не отдохнула. И сейчас плохо соображаю. Мне нужен конкретный ответ!
— Ну, конечно, — восклицает он и в ладоши хлопает. И хмурится, когда я дергаюсь от звука. — Обычно мы проводим УЗИ на более позднем сроке. И внешнее, а не трансвагинальное. Но в вашей ситуации это необходимо. После кровотечения, лапароскопии и угрозы бесплодия вы будете под особым наблюдением…
Пашкевич продолжает вещать что-то, но его голос превращается в белый шум. А в моей голове зациклено лишь одно слово. Самое важное.
Беременна.
Нежно, почти невесомо касаюсь руками животика. Он такой плоский. Там точно кто-то есть?
— …остаются определенные риски, и мы не можем их игнорировать, — врывается в мое сознание голос врача.
— Какие риски? — сажусь на кушетке.
— Вы не до конца восстановились за эти три месяца. В целом, на данный момент все в порядке, но… — потирает подбородок задумчиво.
Окидывает меня критическим взглядом, решая, можно ли сказать мне правду. А меня его пауза мгновенно выводит из равновесия.
— Что «но»? Говорите же! — чуть ли не прикрикиваю.
— Эндометрий тонковат. Не критично, но придется обратить на это внимание, — сообщает аккуратно.
— Чем мне это грозит? Я потеряю ребенка? — выпаливаю и рот ладонью зажимаю.
— Так, спокойно, Доминика! Пока ничего страшного не произошло. Но вам придется чаще приходить ко мне на прием. Будем следить и наращивать, — подает руку, чтобы помочь мне встать.
Но я поднимаюсь самостоятельно.
— А это возможно? — спрашиваю с надеждой.
— Я выпишу вам гормональные препараты, — Пашкевич направляется к рабочему столу. — Вы же, со своей стороны, должны питаться хорошо, отдыхать и избегать стрессов, — пишет что-то на листке, а потом протягивает мне рецепт. — При любых болях или выделениях сразу обращайтесь в клинику. Незамедлительно! Договорились?
— Да, конечно, — киваю лихорадочно. — Я буду выполнять все-все рекомендации. Только помогите мне сохранить малыша, — прошу чуть слышно.
— Сохраним, — твердо отвечает доктор, и я хочу ему верить. — Доминика, это наследник Левицких? — взглядом указывает на мой живот, который я тут же прикрываю, словно защищая.
— Да, — не вижу смысла юлить. — Надеюсь, вы сможете держать это в тайне, — стискиваю губы в прямую линию, дожидаясь ответа.
— От Яна тоже? — сводит брови Пашкевич.
Понимаю, что он знает слишком много. И догадался, от кого я беременна. Подумав о жене лживого Левицкого, я ощущаю себя грязной.
— От Яна… тем более! — цежу сквозь зубы.
— Хорошо, — вздыхает доктор. — Но, Доминика, после того, что произошло три месяца назад… — понижает тон. — Вы же понимаете, что рискуете, оставаясь в Польше?
— Я уеду отсюда задолго до того, как мое положение станет заметным, — говорю уверенно и подбородок вздергиваю.
Пашкевич умолкает, а я разворачиваюсь и иду на выход.
— Доминика, — окликает меня врач.
— М-м-м? — останавливаюсь на пороге и оглядываюсь, схватившись за ручку двери.
— Берегите себя и… — впивается в меня взглядом, — будьте осторожны.
— Буду! — обещаю не столько ему, сколько сама себе.
И обязательно исполню это. Ради малыша я пойду на все.
* * *
Бесшумно открываю дверь, намереваясь незаметно прошмыгнуть мимо Левицких. Я специально поднялась на рассвете, чтобы сохранить в тайне свой визит к гинекологу. И хотела вернуться до завтрака, но…
Застываю посередине холла, устремив взгляд в столовую, где собрались Адам, Даниэль и… Анна. Дико хочется умчаться прочь и спрятаться, но я собираюсь с духом. И даже выдавливаю из себя кривую улыбку.
— Приятного аппетита, — адресую это деду и малышу. Сопернице же мысленно желаю подавиться.
В этот момент из кабинета выходит Ян, задумчивый и уставший, будто всю ночь не спал. Возможно, так и было. Когда я сбегала утром из дома, сквозь щель закрытой двери сочился свет. Но я слишком спешила и боялась быть раскрытой, чтобы размышлять об этом.
Заметив меня, Ян резко останавливается. Косится на Анну, что сидит за столом, и обреченно потирает виски.
