Книга Объятье Немет - Светлана Ремельгас

повозка — изящная, кованая, без труда скользившая в окружающей тесноте, — поднималась по склону наверх. Колеса звонко стучали по мостовой. Город вздымался над морем, и если у подножья его кипела жизнь, то чем выше вилась улица, тем становилось тише. Наконец, показался последний поворот.

Ати понял, что он последний, еще до того, как Арфе подал возничему знак. Угадал, не успев даже задаться вопросом, прав или неправ. Но это действительно был их ночлег. Двухэтажный, с острым, торжественным скатом над слепым фасадом без окон. К стене примыкала ограда: высокая, каменная, незамысловатая в своей прочности. Пожелай кто перебраться через нее, потратил бы немало усилий.

И, однако, твердо чувствовалось, что будущий дом — не крепость и не узилище. Простое следствие свойственного Гидане уважения к безопасности послов, которую ничто не должно нарушить. Предосторожность, предпринятая, чтобы не было слишком поздно.

По оклику Арфе ворота открыли, и действительно — внутри ждал отраднейший сад, буйный и свежий. Таким никогда не будет сад в местах, хоть сколько-то подневольных. С десяток окон выходило во внутренний двор, и оттуда дом смотрелся красивее, чем снаружи. Но фасад внешний и фасад внутренний делили, тем не менее, несомненную целость.

— Вы единственные наши гости сейчас, — сказал Арфе Чередис и спешился. — Располагайтесь и не чувствуйте себя одиноко.

Фер-Сиальце поселил бы послов во дворце правителя, но здесь правил не один человек, а одиннадцать. Место, где собирался совет, не было предназначено для ночлега.

— Сколько еще подобных домов в Гидане? — полюбопытствовал Ати и встретил спокойный выцветший взгляд.

— Несколько, — ответствовал Арфе с легкой улыбкой.

И препоручил путников слугам. На прощание повторив, что Одиннадцать соберутся с рассветом, а значит, выехать предстоит затемно.

Запив вином со специями холодное, нежное мясо, обернутое в ароматные листья, Ати с отцом отошли ко сну. Дорожные вещи ожидали каждого в его покоях, и заботливо застеленные постели, мягко горящие лампы по углам комнат многое сказали об искусстве местного гостеприимства. Слуги выполняли работу, но сами оставались невидимыми. Ати повстречал одного из них в коридоре и потом только понял, что это было ошибкой, событием незапланированным. Больше такое не повторилось ни разу.

Безделье дороги напомнило о себе накануне встречи с Советом. Как ни тщился, заснуть Ати не мог. Задув все огни в комнате, он увидел, как на небо поднялась луна и залила двор белым светом. Сквозь бронзовые решетки окон она казалась далекой и загадочной, совсем незнакомой. «Я должен уснуть», — сказал себе Ати, но вместо этого встал и прошелся по комнате, разобрал самый важный из трех сундуков и еще долго смотрел на недвижимый сад. Смотрел, пока не озяб.

И вот тогда, вернувшись к теплу одеял, смог, наконец, уплыть в реку сна. Заплыл, впрочем, недалеко. Изгибчатое течение не понесло его вперед, а как будто оставило в одной из своих бесчисленных стариц, следить за обоими мирами, ни одному не принадлежа.

Раз за разом средь обрывчатой грезы Ати казалось, что кто-то стоит за окном — хотя со всей очевидностью там никого не было. Да и кто попал бы в так надежно запертый двор? Казалось, что лунный свет — живой и, как легчайшая ткань, накрывает его еще одним пологом. Что тихий дом тих не до конца — чуть различимые звуки рассыпались мелким, затейливым эхом. Состояние не неприятное вовсе, но отдыху чуждое.

И все же утром Ати понял, что выспался. Надевая один из многих нарядов, которые привез, чтобы не посрамить Фер-Сиальце, он ждал знакомства с Советом с ясным умом. Они встретились с отцом в обеденной комнате, а вскоре прибыл Арфе Чередис. И четверть часа спустя снова повез их по улицам, теперь пустым совершенно.

Дорога шла все так же наверх. У самой вершины, там, где дома Гиданы, и в порту опрятные, становились высокими, стройными и почти невероятно прямыми, повозка выехала на площадь. В центре стоял фонтан, с едва слышным журчанием изливая из пастей статуй воду. Ати присмотрелся к одной и узнал. Шестикрылый, златозубый, с мягкой шерстью на брюхе и хитрым прищуром многих глаз, то был зверь Це. Изваяние, впрочем, являлось всего лишь миниатюрой. Настоящий зверь окольцевал бы всю площадь своим длинным хвостом.

Арфе Чередис заметил внимание Ати.

— Говорят, он рождается из подземного огня. А жить выбирает в воде. Умирать же снова приходит на землю, и замыкает так круг. Прошло много лет с тех пор, как последний плескался в нашем заливе.

Позади фонтана, над темным проходом во двор, стоял дом, выше и строже всех прочих. Почти черный накануне рассвета, удивительно молчаливый. Казалось, он не хотел привлекать к себе внимания — но в том не мог никак преуспеть. Дом поглотил путников, подмял под себя. И пока они проезжали под ним, Ати гадал, что же увидит внутри.

— Не беспокойтесь о дарах, Совет их получит, — предупредил Арфе, когда они ступили на землю в колодце двора. Слуги уже снимали с повозки свертки, присланные Фер-Сиальце. — Важно сейчас — передать соглашение.

Фонари как раз погасили, и в утренних сумерках было не рассмотреть всех знаков на узких, в два человеческих роста дверях. Однако лестницу за ними осветили ярко, и те же знаки нашлись на коврах. Они повторялись, иногда сплетаясь друг с другом, а иногда — окружая герб города. Ати вспомнил, что знаков одиннадцать — по числу членов Совета. Каждый — символ подвластного тому ремесла. Ведь Совет правил всем городом, а значит, весь город он знал.

Серые Одиннадцать собирались не каждый день. Не каждую неделю даже. О новом сборе город извещали заранее, и всякий, кто хотел обратиться с прошением, узнавал час, к которому придет. Поэтому еще вокруг было так безлюдно: ни эти залы, ни лестница никогда не видели толпы.

Наверху лестницы ждали еще одни двери, охраняемые, как и внизу, двумя тихими стражниками. Чувствовалось, впрочем, что, случись потребность, подкрепление рядом и придет на помощь. Возможно, из-за еще одной, тенями задрапированной двери.

— Болус и Атех Кориса, по делу свободного города Фер-Сиальце, — своим обычным негромким, очень ясным голосом проговорил Арфе Чередис и вступил в пределы зала.

То, что они стали первыми, кого совет принял в тот день, говорило о многом. Большая честь — хоть честь и недолгая.

Потом Ати удивлялся не раз, вспоминая, как скоро пролетела та встреча. Хотя он мог бы предвидеть это, угадать по первому явлению Арфе, который был, возможно, не только сопровождающим, но и предвестником, путеводным знаком на дороге в чужую страну.

Предвестником Арфе оказался и в другом еще