о себе, возраст — дело серьезное… — Франкино умолк и с лукавой ухмылкой посмотрел на священника. — А вы, наверное, как всякий истинный американец, не забываете заботиться о своем здоровье?
— Боюсь, ваше преосвященство, я уделяю ему даже слишком много внимания, — скромно потупился отец Макгвайр. — Как только у меня появляется возможность, я совершаю по утрам пробежки, а вечером, перед сном, регулярно занимаюсь гимнастикой.
На протяжении всего разговора, пока они выходили из здания аэропорта и усаживались на заднее сиденье роскошного черного лимузина, с лица Франкино не сходила приятная мягкая улыбка. Наконец Макгвайр постучал пальцами по стеклянной перегородке за спиной водителя и дал тому знак трогаться. И только тогда Франкино положил на сиденье между собой и священником черный атташе- кейс, с которым до этого ни на секунду не расставался.
— Надеюсь, монсеньор, ваш полет был спокойным и обошелся без всяких неожиданностей? — вежливо поинтересовался Макгвайр.
— Да. И слава Богу, он уже кончился. Честно говоря, мне больше нравятся обратные перелеты — из Нью-Йорка в Рим. Потому что я обычно сажусь на ночной рейс и сплю всю дорогу до самой посадки. Но лететь из Рима сюда — всегда для меня большая проблема. А вы ведь еще не бывали в Европе, если не ошибаюсь?
— Нет, не приходилось, — ответил Макгвайр с ноткой сожаления в голосе.
— Ну, ничего; мы исправим эту оплошность, как только закончим наши дела в Нью-Йорке. Я могу взять вас с собой в Ватикан. Будете работать со мной. А возможно, мне удастся устроить вас и в аппарат кардинала Реджани.
— Монсеньор! Вы, должно быть, переоцениваете мои возможности. Я не уверен, смогу ли оправдать ваше доверие и достоин ли вообще столь высокой чести…
Франкино внимательно посмотрел Макгвайру в глаза.
— Я ценю вашу скромность, святой отец. Но уверен, что за ней кроются не менее замечательные достоинства… Ведь вас выбрали, чтобы оказать мне помощь в одном очень специфическом деле, именно благодаря вашим способностям и таланту. Вы — один из самых образованных и опытных священников во всей здешней епархии. И вас ждет блестящее будущее.
Лицо Макгвайра залилось краской. Мысль о такой головокружительной карьере ему даже не снилась.
Они ехали молча до тех пор, пока машина не оказалась на Лонг-Айлендском скоростном шоссе.
Макгвайр повернулся к Франкино.
— Монсеньор, у нас возникла одна проблема… — осторожно начал он.
— Проблема? — встрепенулся Франкино.
— Ну, в общем, произошло нечто незапланированное… Совершенно неожиданное.
Франкино совсем не нравились всякие неожиданности. И он ясно дал это понять еще в самый первый день их знакомства.
— Так что случилось? — взволнованно спросил он.
— Вчера ночью в этом доме произошло убийство.
Франкино чуть не застонал от досады и неподвижно уставился перед собой, с горечью осознавая услышанное.
— Да-а… — только и смог выговорить он.
Макгвайр сообщил ему все подробности происшедшего, а потом откинулся на сиденье, ожидая, как Франкино отреагирует на эту новость. Сам он не был уверен, что убийство имеет какое-то отношение к их сугубо церковному делу.
— Конечно, — начал Франкино ровным, лишенным всяких эмоций голосом, — это не кто иной, как заклятый хитрец Чарльз Чейзен. Таков его способ заявлять о своем появлении.
— А кто такой Чарльз Чейзен, монсеньор? — осторожно поинтересовался Макгвайр. Ему вдруг показалось, что Франкино начал молиться про себя.
Но тот как-то странно улыбнулся и тут же ответил:
— Чарльз Чейзен — это Сатана!
Макгвайр почувствовал, как по спине его пробежал холодок.
— Сатана? — переспросил он.
— Да. Это пугает вас?
— Конечно… Но я не уверен, что вы имели в виду…
— Я имел в виду именно то, что сказал, — перебил Франкино. — Человек по имени Чарльз Чейзен и есть Сатана в своем земном воплощении.
Макгвайра сковало оцепенение.
— Но в этом доме нет жильца с таким именем…
— Боюсь, что теперь уже есть, — горько усмехнулся Франкино. — Я бы очень удивился, если б это убийство оказалось случайным.
— Я не понимаю… Ничего не понимаю, — сокрушенно вздохнул Макгвайр, устремив взор вперед, на небоскребы Манхэттена, до которых было уже рукой подать.
— А вам и не следует понимать все! Пока от вас требуется лишь внимательно слушать и выполнять все, что вам говорят. Но самое главное — вы должны хранить тайну и ни в коем случае никому не рассказывать о том, что узнаете, увидите или сделаете.
— Монсеньор, вам не стоило напоминать об этом!.. Ведь именно так мы и договорились с самого начала. И я дал вам клятву… Но, может быть, у вас возникли сомнения по поводу моей преданности или вы не уверены в силе моего характера?
— Нет, друг мой. Я не сомневаюсь ни в том, ни в другом. Но хочу предупредить вас, что на самом деле и преданность, и сила воли — все равно что пыль на ветру перед могуществом Сатаны. И вы должны всегда помнить об этом. До сих пор вы не знали, с чем вам предстоит иметь дело. И даже сейчас я, к сожалению, не могу рассказать вам многого. Но теперь вы по крайней мере знаете самое главное. Мы столкнулись с Сатаной во всем его зверином неистовстве!
Отца Макгвайра буквально передернуло от этих слов. Он почувствовал озноб и какую-то внутреннюю пустоту, словно его заперли одного в огромном темном холодильнике. Неужели все это правда?.. Ну, разумеется… Ведь Франкино не большой любитель шутить, особенно таким образом. И все же… Человеческий разум просто отказывался воспринимать это. Даже имея такое духовное образование, которое получил Макгвайр, он очень медленно, с большим трудом осознавал только что услышанное.
— Монсеньор, а я когда-нибудь узнаю об этом больше? — наконец спросил он.
— Да, со временем. Но не теперь.
— И я смогу все это понять?
— У нас нет никаких сомнений относительно ваших способностей адаптироваться и быстро реагировать на обстановку. Однако лишь время покажет, сумеете ли вы понять все до конца, сын мой. Но вы должны верить в Иисуса Христа, и он укажет вам истинный путь.
Макгвайр достал из кармана носовой платок и вытер вспотевший лоб.
— Пока что вы вернетесь к своим обязанностям в семинарии, — ровным голосом продолжал Франкино. — А я буду держать с вами постоянную связь. Но имейте в виду, что вам придется проявить терпение, достойное святого…
— Я буду молить об этом Господа Бога, — смиренно отвечал Макгвайр.
Пока лимузин ехал по тоннелю в Манхэттен, Франкино сидел молча и неподвижно. Но когда впереди замаячил свет уличных фонарей, он озабоченно покачал головой и сказал:
— Если Чейзен убил этого человека, значит, у него были на то причины. И я склонен думать, что он успел
