кое о чем начинаю догадываться…
— Ну, не знаю… Сперва мне надо увидеть эту монахиню, поговорить с людьми… И, конечно, получить твое разрешение на все эти действия, — с долей горькой иронии усмехнулся отставной детектив.
— Пожалуйста! Но только при условии, что вы не станете вмешиваться в расследование, которое веду я.
— Нет-нет, Боже упаси! Но я очень благодарен тебе за то, что ты обратился именно ко мне. Ты даже не представляешь, как это для меня важно… Ну, ладно, как только что-нибудь прояснится, я тут же дам тебе знать.
— Да уж, пожалуйста.
Разговор закончился, и так же внезапно прервался и их обед. Гатц встал и полез в карман за мелочью, чтобы оплатить свой бульон. Но Бурштейн успел перехватить его руку и укоризненно покачал головой.
Гатц понимающе кивнул.
— Ты хороший парень, Джейк, — сказал он.
А потом повернулся и молча вышел из кафе на улицу.
Бурштейн потер гладко выбритый подбородок и, рассеянно глядя в сторону длинного ряда столиков, еще раз пришел к выводу, что поступил сейчас правильно. Ведь он не мог допустить, чтобы в его работу вмешивались посторонние. Пусть даже Гатц. Но, с другой стороны, если бы он не ввел в курс дела своего бывшего шефа, он не простил, бы себе этого до конца дней. Ведь Гатц ждал этого момента целую вечность. И теперь он просто не мог отказать ему. Он лишь надеялся, что тот не зайдет слишком далеко и не попадет в беду, увлекшись своим расследованием.
* * *
Через несколько часов после разговора с Бурштейном Гатц уже сидел с банкой пива за письменным столом в своей крошечной квартире на окраине Бронкса.
Два тома следственного дела, которые он тайно изъял из полицейского архива несколько лет назад, лежали сейчас перед ним. До этого они долго пылились на нижней полке его книжного шкафа. Так что не было ничего удивительного в том, что он успел уже подзабыть некоторые подробности того крайне необычного дела. Правда, это стало ясно только к двум часам дня, когда он прочел все документы по первому разу. К своему удивлению, Гатц весьма болезненно отреагировал на этот факт и поспешил пересмотреть все материалы еще два раза подряд. Однако не удовлетворенный и этим, он твердо вознамерился читать некоторые бумаги снова и снова, чтобы к полуночи уже назубок помнить все факты и обстоятельства давно минувших событий, столь круто изменивших всю его жизнь. Он прекрасно понимал, что, если ему предстоит появиться в доме номер 69 по 89-й улице, он должен быть соответственно подготовлен, а значит, придется, не мешкая, тренировать память.
Гатцу давно уже не верилось, что когда-нибудь ему выпадет шанс восстановить свою профессиональную репутацию. Но если Бурштейн прав, то именно сейчас у него в руках оказались все козыри. И теперь все зависит только от него самого. А упускать такой шанс Гатц вовсе не собирался. Поэтому он поправил настольную лампу, надел очки, отпил глоток пива прямо из банки и начал заново перечитывать материал.
* * *
Джо Бирок прикусил мундштук своей любимой трубки и глубоко затянулся, наслаждаясь нежным ароматом голландского табака. Ночь выдалась холодной, и он порядком продрог. Пришлось даже поднять воротник пальто и все время переминаться с ноги на ногу, чтобы хоть как-то сохранить остаток тепла. Бирок нервно посмотрел на часы. Десять вечера. Он стоял здесь уже целых четыре часа, укрывшись в глубине темной аллеи за сетью спутанных веревок для сушки белья. Присев за термосом с кофе, Джо зевнул и прислонился к стене гаража, рядом с которым так «удобно» устроился. Потом посмотрел вверх на окно третьего этажа. Бывший детектив Томас Гатц все еще сидел у себя в гостиной за письменным столом. Снизу его было хорошо видно. Гатц сидел совершенно неподвижно вот уже второй час.
Бирок налил в колпачок термоса кофе и поднес его к губам. Кофе еще не успел остыть и был по-прежнему ароматным и приятным на вкус. Бирок улыбнулся и поставил термос на землю.
Глава шестая
Высокий, пронзительный рев реактивных двигателей разрывал холодный ночной воздух над международным аэропортом Кеннеди. Самолет компании «Алиталия», прибывший рейсом номер 7 из Рима, совершил посадку и теперь подруливал к месту высадки пассажиров.
Наверху, на обзорной площадке, неподвижно стоял отец Макгвайр, крепко вцепившись в поручни ограждения. Он ждал прибытия этого самолета уже более часа. Пронизывающий ледяной ветер с бухты Джамейка бил ему прямо в лицо, но Макгвайр ощущал в крови мощный приток адреналина. Так с ним случалось всегда в минуты тревожного ожидания важных событий. А прибытие Франкино в Нью-Йорк как раз и означало наступление последней фазы этих событий, в чем бы они ни заключались. Со времени их первой встречи в июле священник полностью следовал всем инструкциям монсеньора и не задавал никаких лишних вопросов. Он понимал, что, если ему уготована какая-то неведомая роль в этом секретном процессе, разработанном в Ватикане, у него все равно нет другого выхода, кроме как безропотно подчиниться. Но теперь эта напряженная неопределенность должна, наконец, закончиться. В телеграмме от Франкино на то был явный намек…
Внизу один за другим пассажиры начали выходить на трап. Франкино оказался четвертым. Отец Макгвайр не видел его целых шесть месяцев.
Макгвайр вернулся в здание аэропорта и на эскалато» ре спустился в зал ожидания прибывающих пассажиров, чтобы там в тепле подождать, пока Франкино получит свой багаж и пройдет паспортный и таможенный контроль.
Франкино появился в зале уже через пятнадцать минут.
— Монсеньор! — громко позвал его Макгвайр, когда тот вышел из дверей зоны досмотра.
Они сердечно обнялись, искренне радуясь долгожданной встрече.
— Ваш самолет прибыл точно по расписанию, — с улыбкой заметил отец Макгвайр.
— И мы должны быть благодарны за это Господу, — смиренно отвечал монсеньор Франкино. — Ведь в Италии теперь мало что делается, как надо. — И они оба сдержанно улыбнулись.
Макгвайр указал рукой на стеклянные двери выхода в город.
— Пойдемте, машина уже ждет вас.
Франкино кивнул, и они направились к выходу.
— Давайте, я помогу вам, — предложил Макгвайр и взял из рук прелата тяжелый кожаный чемодан.
— Очень любезно с вашей стороны, брат. Знаете, полет был довольно длительный, и я, признаться, порядком устал. Возможно, начинаю стареть, как любит говорить кардинал Реджани. — В глазах Франкино блеснул огонек: сам- то он в это не верил. — Ведь когда человеку переваливает за пятьдесят, с ним может случиться всякое… Причем не всегда это зависит от желаний самого человека. Как бы он ни заботился
