Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 31
Мало того, что она неожиданная, а потому пугающая, она ещё неожиданно сильная, и, как назло, долгая. Лежишь, получаешь новый опыт, и мечтаешь, чтобы поскорее боль закончилась, долго обычно лежишь, время, указанное на коробке с таблетками, почему-то никогда не совпадает с реальным временем их действия. В самолёте всё будет быстрее, вероятнее всего — быстрее.
Если повезёт, то будет что-то короткое, хрустящее, будут новые ощущения, что-то напоминающие, но новые.
Вот иногда, когда плаваешь, вода попадает глубоко в нос, и что-то внутри хрустит, щекочет, жжёт иногда — вот что-то от этого будет.
Или когда болит голова с новым вирусом внутри, или начинает ныть зуб, который никогда не болел, или что-то новое случается с глазами, ушами — появляются новые ощущения в черепе, осознаёшь, что он круглый и объёмный, в нём много частей и сторон, и все они могут болеть по-разному, чувствовать разное — вот от этого тоже что-то будет там в самолёте.
А новые эмоции будут такими сильными, каких не было ни на уроке перед классом, ни когда тебе признавались в чувствах, ни когда бросали или прощали…
Что-то неожиданное ждёт нас. Нужно смириться.
Перешагивание через ужас похоже на одурманивание. За чертой самого сильного страха — за свою жизнь — находится бесчувственное опьянение, короткое неглубокое дыхание, холодные руки, нервные однообразные фразы и много нервного смеха.
Но ты чист и смотришь на жизнь отстранённо, как герой Виктора Гюго, приговорённый к смерти:
Когда-то — мне кажется, с тех пор прошли не недели, а годы, — я был человеком, как все люди. …Я мог думать о чём хотел, я был свободен… Теперь я пленник. Моё тело заковано в кандалы и брошено в темницу, мой разум в плену у одной мысли.
И у меня осталась одна мысль, один интерес, уже как будто спортивный, — долетим ли. Это была лотерея, в которой от покупки билета до розыгрыша всего три часа.
Я схватилась за чужую (не чужую) руку на своей коленке. А хорошо ведь, если вместе? Какова вероятность, что вместе? Вместе ведь хорошо. Если вместе и быстро, то хорошо.
Я стала мысленно говорить человеку, чью руку держала, самые важные слова, одну бессмысленную фразу, три, по сути, ничего не отражающих слова, пять пустых букв, по кругу, и пускала на это все силы.
Когда взлетели, я заплакала, как тогда, пять лет назад. (Поняла — барабан лотереи запущен, и я потеряла из виду корешок своего билета.) У меня, я знаю наверняка, при плаче некрасивое, страшное лицо: я очень похожа на маму, а когда плачет мама, мне страшно на неё смотреть.
Мне очень страшно от этой мысли, но я не могу не думать её каждый раз: «Сегодня или ещё не сегодня?» Я могу ошибаться, но мне кажется, что я иногда получаю ответы на этот вопрос.
Вот был случай. Я сбежала с работы пораньше, пошла пешком в сторону дома, увидела в одном дворе затенённую лавочку, села, положила рюкзак. (Сидишь так и тебе странно, чего, вроде как, сидишь, дел ведь много, идти ещё далеко. Люди выходят из подъезда и косятся, им тоже странно, чего ты сидишь, вроде не местная. Но такой приятный тенёк у лавочки, такая пахучая сирень за спиной…) Я редко сижу просто так на лавочке у подъезда. Странное само по себе занятие, понимаю, но мне вот нравится: сидишь, никуда не торопишься, наблюдаешь жизнь. Только вот времени на такое обычно нет. В других городах только иногда и бывает — там таскаешься по городу, таскаешься, да и упадёшь где-нибудь передохнуть.
А тут села. Через двор шла бабуля, бодренькая такая, и вдруг ко мне подсела:
— Чего не заходишь? Ключей нет?
— Да мне сюда и не нужно, — я улыбнулась, — я на конечной живу, ещё идти и идти.
— Э! Чего тут идти-то? Мне шестьдесят шесть лет, а я махом хожу туда. Много хожу. Было бы куда идти.
Меня такой подстёб зацепил, я попыталась оправдать усталость:
— Я издалека иду, аж от Аграрного университета.
А бабуля опять зафикала:
— Да тут идти-то! Мне бы твои годы!
И в доказательство слов подскочила:
— Вот и пойду, не буду сидеть.
И ушла.
А мне подумалось тогда: значит, не сегодня. Что это, если не знак? У меня есть мои годы! Я буду идти.
Удивительны эти встречи со знаками, с людьми, которые помогают идти, которые готовы тебе помочь. Они появляются буквально из ниоткуда.
Летом в Москве я купила себе сувенир — фарфорового пионерчика, трубящего в горн. Белое тельце, крашенный красным галстук, глазурь — статуйка! Захотелось сфотографировать его для инстаграмма на фоне арки входа ВДНХ. Чтобы вышло хитро, будто арка и колонны — это рамка вокруг пионера, мне пришлось сбросить на плитку вещи и присесть на корточки. Только я наладила ракурс, в кадр откуда-то сзади протянулась рука (лак на ногтях, серый рукав).
— Давайте я его подержу, — предложил женский голос из-за спины.
Я мотнула: — Нет-нет, спасибо, — и рука вышла из кадра.
Сделав, наконец, кадр, я обернулась. На площади мельтешила толпа.
И снова думается: не сегодня. По крайней мере, хочется, чтобы не сегодня. Ведь смириться можно только в тот день, когда никто не подсел к тебе, не позвал тебя идти, когда никто ничем не помог.
***
Молодая женщина и дошкольник, только что вышедший из Дома творчества:
— Мама, а кто такие санитары?
— Это те, что нас зафиксировали.
— Что значит зафиксировали?
— Но примчались санитары, зафиксировали нас.
Как хорошо, что нас ничего не держит.
Плохо, что нас никто не сдерживает.
ОСТАВИТЬ СЛЕД
В Омске нынче странный январь — то холодает, то теплеет, то стынет до минус тридцати, а то в значении градусов остаётся только одна тёплая цифра.
Гуляла по центру, смотрю — влажная плитка на улице Ленина к вечеру заиндевела. Горизонтальные прямоугольники облицовки из горько-шоколадных стали словно плитками шоколада молочного, и к ним потянулись руки: то тут, то сверху стали появляться отпечатки ладоней.
Я шла в сторону «Яблоньки», насчитала на плитке четыре ладошки, через три часа шла обратно и сбилась со счёта — столько было ладоней, надписей, рисунков. Слова были простые, в основном из трёх букв, ладони были почти все большими и взрослыми. Кому принадлежали рисунки — не знаю.
И ведь потянулся же кто-то первый, успел первым оставить отпечаток на свежем инее, протопить его до самого гранитного дна. А другие потянулись следом оставить след.
Поразительно это желание наследить, топнуть подошвой
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 31
