бы быть на кухне Ярослава.
— … а сколько денег она тратит на косметику и одежду — у нее набитый шкаф тряпья!
— Ты рылся у нее в шкафу? — Впервые за все время я не узнаю его. Приподняв брови, смотрю на Колю, ожидая его ответа.
— Не рылся я, конечно, — раздраженно отмахивается от меня. — В этом нет нужды. Пойдем-ка со мной.
Схватив меня за локоть, он вдруг тащит меня в ванную. Ничего не понимая, послушно передвигаю ногами за ним.
— Это твое? — тычет в первую попавшуюся горстку тюбиков с шампунями, масками и прочей ерундой. Все профессиональное, не просто масс-маркет из «Ашана».
— Нет.
— А это? Не похоже, чтобы ты наносила что-либо из этого на лицо, — палец указывает на тазик, набитый косметикой. По своему назначению он уже давно не использовался, Алинке некуда было убрать свои вещи. Так и складировала туда косметику.
— Не мое, — смиренно соглашаюсь.
Я поняла к чему он ведет, но все же до сих пор задаюсь вопросом: чего он так вспылил?
— Это чье? — в коробке неаккуратно брошены фен, утюжок, плойка и всякие прибамбасы для волос.
— Коль…
— А вот это? — поднимает крышку от шкатулки с драгоценностями.
Там и украшений-то кот наплакал. Сережки, пара колечек и одна цепочка. Да, тоже все Алинкино. У меня нет золота. Те сережки мы выбирали вместе на ее пятнадцатилетие. Видимо, разонравились, потому что потом купили другие — их в шкатулке нет, они у нее на ушах.
— Коля… — предупреждающим взглядом смотрю на него, призывая остановиться. Меня начинает напрягать ситуация. Но моего жениха понесло.
— Пойдем дальше.
В коридоре открывает дверцу гардеробной и вытаскивает первое попавшееся пальто.
— Алинкино, — упрощаю ему задачу.
— Алинкино, — киваю, когда вытаскивает короткую шубку. На нее правда, ценник был хороший, хоть она и ни черта не греет, как выяснилось.
— Алинкино, — перед глазами пуховик.
Купили в общем-то в прошлом году, может доносит и в этом? Я свою одежду бывало и пять сезонов носила, если не больше.
— Дай угадаю, — распахнув дверцу, разглядывает ряд обуви, — все Алинкино?
Колино поведение мне вдруг резко не нравится, меня задевает, что он так усердно считает мои деньги. Да, я знаю, что в этой квартире чертовски мало моих собственных вещей. Да их просто нет. Ни здесь, ни в другом месте.
Нет у меня ни шубы, ни сапог толковых, ни пальто теплого. Я все это знаю. Только сейчас он как будто упрекает меня, что я трачу деньги на свою сестру. А на кого я должна их тратить? На него?
Он подтверждает мои мысли, и от этого мне становится еще хуже.
— Ты столько денег в окно буквально вышвырнула, тебе вообще нельзя заниматься семейным бюджетом! Столько могла отдать в общую коробку!
— Коль, — примирительно начала я, но он меня не слушал.
Мужчина раздраженно вытаскивал вещи одну за другой, и все, конечно, было Алинкино. Швырял коробки с обувью на пол, ее сумочки и аксессуары.
— Успокойся, пожалуйста!
— Сама готова ходить в тряпье и позорить меня, а ей все самое лучшее!
— КОЛЯ! ОСТАНОВИСЬ! — кричу изо всех сил. Нервы лопнули, как порвавшаяся струна на гитаре от плохой игры. Не выдержали этого бреда.
От своих действий он тяжело дышит. Русые волосы растрепались, а лоб взмок. Внезапно мне хочется, чтобы он ушел. Мне неприятно то, что он делает, и то, как говорит. Все неправильно, черт побери. Хочу, чтобы он ушел!
Мужчина не должен быть таким мелочным, считать косметику и количество пар обуви. Он знает про мое убогое пальто и истоптанные ботинки, но винит в этом меня саму. Да, я могла бы купить! Но мог бы и он! Ведь мы почти семья, а значит… Боже, почему я вообще должна это мусолить в своей голове?! Это так унизительно…
— Что здесь происходит? — в дверях грозно встала Алина, ошарашенно глядя на ворох одежды на полу. — Ты что, козел, в моих вещах роешься?!
— Ты как разговариваешь, паршивка?! — не остается в долгу Коля.
— Как ты меня назвал, крыса?!
— Давно идти работать пора, а ты все деньги из нее высасываешь! — кричит, брызгая слюной, Коля.
— А, поняла, тебе надо местечко освободить?!
— Она моя невеста! У нас свадьба на носу, а мы не накопили нужной суммы! — лицо жениха багровеет. — Ты могла бы и не делать вид, что не понимаешь!
— А может не накопили потому что ты туда еще ни хрена не положил в ваш мифический общий бюджет?! — вопит Алина.
— Да как ты… ты… Мелкая засранка!
— Да пошел ты, урод!
В полнейшей прострации, я отворачиваюсь от них и бреду на кухню, закрыв уши руками и не слушая их отвратительные вопли в коридоре. Падаю на стул и роняю голову на скатерть в крошках. Меня от них тошнит. От обоих. Хочется сбежать отсюда как есть, с пустыми руками. Мне даже вещи не нужно собирать. Я вольна как ветер. Ни работы, ни жилья. НИЧЕГО.
У меня есть только крепко сидящая на моей шее сестра и точно такой же жених. Я сама, слепая дура, позволила им усесться поудобнее.
«Какая же вы, все-таки, наивная, Анна Владимировна. Вас так легко облапошить».
Я застряла в возрасте, когда умерла моя мама. Я все равно как ребенок. Вокруг глаз появляются мелкие морщинки, и кожа уже не такая эластичная, как в юности, на ночь выпьешь воды — с утра огромные мешки, как у пьяного азиата. Лицо и тело взрослой женщины. А в душе глупая наивная деревенская девочка из Чепурово.
Это отдаляет меня от моих сверстниц. Мне некогда было заниматься семьей и отношениями. Некогда было совершать ошибки, я их обнаружила только сейчас. А тогда я работала, как проклятая, круглыми сутками, чтобы обрести свою сестру. А потом чтобы поставить ее на ноги. Когда мне надо было остановиться? Или где вздохнуть свободнее? Я не знаю. Я просто ничего не смыслю в этой жизни.
Необразованная, невежественная, запущенная женщина, которая себя не любит и не ценит. Утомленная от тяжелой физической работы. И куда бы я сейчас не повернулась — везде бетонная стена.
Кухонный гарнитур дрожит и уплывает вниз растекающимися полосками. В моих глазах горячие слезы, а в коридоре громкие крики. Затем слышу громкий удар — хлопает входная дверь, и становится тихо.
Закрыв голову руками, я плачу навзрыд, прислонившись щекой к столу.
Моего плеча касается тонкая ладонь.
— Ань, ты чего? — тревожный голос сестры почти не разобрать, я слишком громко реву, уставшая от всего. — Я прогнала этого придурка.
Услышав про Колю, плачу еще сильнее. Неужели, наши
