Kingdom)
Используя свое политическое влияние, юнкеры категорически отказались от импорта дешевых продуктов, поскольку опасались, что это нанесет ущерб им самим. Так Германская империя раскололась на две части.
Страна, расколотая надвое
В конце XIX в. было непонятно, какая культура завоюет мир в XX в. – немецкая или английская. Германия лидировала в области передовых технологий: даже британский флот использовал для защиты своих боевых кораблей патентованную броню Круппа. От Рейна до Днепра и от Балтики до Черного моря немецкий стал языком торговли, науки и образования. Однако преемники Бисмарка умудрились испортить дело.
С 1897 г. немецкие дипломаты вели себя настолько нерационально, что историки, изучающие оригинальные документы, разводят руками и ищут объяснения в психологии.
Впрочем, если не верить прусскому мифу об объединении Германии в 1871 г., ситуация становится вполне понятной. На самом деле ни о каком единстве не было и речи. Финансовая система Германской империи представляла собой гигантский механизм, который перекачивал богатства либеральной католической Юго-Западной Германии в Ост-Эльбию, в руки прусского юнкерства, помещичьей элиты, не изменившейся с 1815 г. Сельскохозяйственные угодья юнкеров и их служба в армии финансировались за счет налогов западных промышленников и непомерно дорогого хлеба, который покупали западные рабочие. За это юнкеры платили им лютой ненавистью.
«Теперь внешняя политика Германской империи и принципы обеспечения безопасности определяются в первую очередь ненавистью к России и Франции. При этом программа вооружения военно-морского флота разрабатывается с прицелом на нового потенциального врага – Англию. Такое поведение на международной арене едва ли можно назвать разумным».
Томас Ниппердей. Немецкая история 1866–1918 гг.
В итоге с 1898 г. две Германии с совершенно разной историей, общественным устройством, экономикой и вероисповеданием имели различные приоритеты во внешней политике.
Прусский миф: одна империя, один народ, один Бог
В то время престол занимал кайзер Вильгельм II, наполовину англичанин. Его настроения были ярким отражением раскола страны. Как король Пруссии он любил армию и боялся славян, в ужасе ожидая предстоящей «расовой борьбы»[23] в Восточной Европе. Однако как германский император он всячески содействовал развитию флота, лично контролируя строительство кораблей, и все понимали, что цель этой стратегии – дать отпор Англии.
Начиная с 1897 г. адмирал Тирпиц при поддержке кайзера развернул кампанию за усиление флота. Пропагандисты, вооруженные новейшими медиатехнологиями (среди прочего они демонстрировали первые киноленты), ездили по стране, убеждая людей, что Германии нужен мощный флот. Глубинная причина была проста: имперский флот фактически был противовесом прусской армии.
Это объясняет, почему план усиления флота чудесным образом объединил самых разных людей. Поддерживая флот, либералы, католики, национал-либералы, пангерманисты и даже социалисты демонстрировали свой патриотизм и одновременно голосовали против власти юнкерства. Кроме того, это вело к перераспределению налогов: часть из них теперь должна была тратиться не на прусскую армию, а на сталелитейные заводы, лаборатории и верфи Западной Германии.
Таким образом, движение за создание флота стало чем-то вроде агитационного автобуса для всего радикального, современного и антиюнкерского – как для левого, так и для правого крыла.
Может показаться, что перед нами профессор-марксист, который отправляет юнкеров в мусорную корзину истории, однако на самом деле капитан, а позднее адмирал фон Хееринген возглавлял отдел пропаганды военно-морского флота Германии.
«Интересам Германии на море и амбициям землевладельцев снова предстоит столкнуться между собой… Разногласия между промышленным и аграрным лобби будут становиться все более острыми… и в конечном счете, под давлением внешних условий, промышленники одержат победу».
Август фон Хееринген. 1900 г.
26 марта 1898 г. рейхстаг принял закон о строительстве флота, и тем самым Прусско-Германская империя подписала себе смертный приговор, одновременно готовясь к двум разным войнам. Во флоте поднимали тосты за «день, когда мы выступили против Англии» (как пелось в песне, написанной в 1911 г.), в армии думали лишь о быстрой победе над Францией, после которой можно было бы начинать наступление на Россию. В апреле 1904 г. Великобритания и Франция предали забвению свои разногласия и заключили Entente Cordiale,[24] урегулировав территориальные споры в Африке и Юго-Восточной Азии. Вскоре британские и французские генералы сели за стол переговоров. Несмотря на это, План Шлиффена, стратегический план генерального штаба Пруссии, где был подробно определен порядок быстрого завоевания Франции, а после ее капитуляции – войны с Россией, не изменился ни на день.
Даже теперь казалось невозможным, что Россия и Великобритания, которые находились в натянутых отношениях со времен Крымской войны, могут стать военными союзниками. Рассудочная германская дипломатия намеревалась и дальше стравливать их между собой. Но, когда Пруссия начала строить планы захвата России, а Германия нацелилась на Англию, альянс между Лондоном и Москвой стал реальностью. В 1908 г. они заключили договор, разделив сферы влияния.
Алогичные действия дипломатов, которые привели к Первой мировой войне, были следствием не объединения Германии, а ее раскола под властью Пруссии.
Мировая держава или полный крах
В 1908 г., в десятую годовщину смерти Бисмарка, прусский монархическо-юнкерский режим не только столкнулся с практически непобедимой коалицией Великобритании, Франции и России, но и оказался во внутренней изоляции.
Социал-демократы, левое крыло, добиваясь блестящих успехов на выборах, ожидали наступления эры социализма, о которой, как считали все, включая Ленина, должна возвестить Германия.
Даже умеренные либералы старого толка больше не желали финансировать юнкеров, которые разгуливали в военной форме, выставляя напоказ оружие, готовые вызвать на дуэль любого почтенного гражданина за слишком пристальный взгляд или попросту зарубить всякого, кто случайно столкнулся с ними на улице и при этом недостоин дуэли. Все это сходило им с рук, поскольку судить юнкера могли лишь офицеры прусской армии, равные ему по званию. Видный либерал, юрист и политик Гуго Прейсс писал, что, если Германия намерена избрать западный путь развития, ей нужно первым делом решить проблему юнкерства.
Роза Люксембург, лидер немецких социал-демократов, 1910 г. Будучи радикально настроенной, она дерзко подняла в общественном месте вуаль, которую прикрепляла к шляпке как любая респектабельная дама
Антиюнкерские настроения демонстрировало и правое крыло. Национал-либералы, партия протестантов среднего класса, которые некогда поддерживали Бисмарка, выступали за эффективное современное государство, не имеющее ничего общего с западными моделями. Им был нужен немонархический лидер, который бы понимал, чего хочет народ. А он, по мнению гуру национал-либералов Макса Вебера, желал плебисцитарной демократии. По всей Германии начали возводить монументы суровому «железному
