обязалась сохранять нейтралитет, если Австрия нападет на Россию. Он отлично знал, что этого не случится: договор был просто попыткой внести неразбериху на случай войны, чтобы, как писал сын Бисмарка, статс-секретарь по иностранным делам, «шесть-семь недель удерживать Россию от попыток вцепиться нам в горло», пока не будет разбита Франция.
Но прусский генералитет уверовал в собственную же пропаганду. Они считали, что военный гений Пруссии и воля к победе позволят выиграть любую войну. Молодые прусские дипломаты, купившись на этот миф, все как один выступали за конфронтацию с Россией. Пассаж, приведенный ниже, принадлежит не безумцу, что похваляется своей мощью, а будущему рейхсканцлеру Германской империи, который из посольства в Санкт-Петербурге пишет второму лицу Министерства иностранных дел в Берлине по поводу предстоящей войны:
Прусские лидеры планируют передел Восточной Европы
«Мы должны обескровить русских до такой степени, чтобы они не могли встать на ноги в ближайшие двадцать пять лет. Нужно лишить Россию экономических ресурсов на долгие годы, опустошая черноземные губернии, бомбардируя прибрежные города, по максимуму уничтожая промышленность и торговлю. И наконец, мы должны вытеснить Россию с Черного моря и Балтики – именно они обеспечивают ее мировое могущество. Я считаю, что Россия ослабеет по-настоящему, если потеряет территории западнее линии от Онежской губы по Валдайской возвышенности к Днепру. Добиться мира на таких условиях – если война не закончится для России полным внутренним крахом – можно лишь, если мы будем стоять на берегах Волги… В ходе войны надо воспользоваться случаем, чтобы изгнать поляков из наших польских провинций…» [Далее он описывает новое буферное государство на территории Польши и Украины, которое позволит Германии применять принцип «разделяй и властвуй», управляя католическим и православным населением.]
Бернгард фон Бюлов – Фридриху фон Гольштейну.
10 декабря 1887 г.
Лишь родственные чувства престарелого Вильгельма I к русскому царю удерживали Европу от большой войны. В начале 1888 г., после кончины Вильгельма, кайзером стал Фридрих III, надежда либералов, который взошел на престол уже смертельно больным. К концу «года трех императоров» он тоже скончался, а ему на смену пришел воинственный Вильгельм II.
Бисмарк был всемогущ, пока пользовался доверием кайзера – тот был единственным человеком, который мог выставить его за дверь. В борьбе за власть он манипулировал всеми партиями в рейхстаге, не присягая на верность ни одной из них. Поэтому он не мог рассчитывать на поддержку в случае потери императорского расположения. Его главным козырем в отношениях с монархом всегда были угрозы, что он уйдет в отставку. В 1890 г. молодой и горячий Вильгельм II, желая проявить себя подлинным самодержцем, уличил его в блефе и освободил от обязанностей рейхсканцлера. Теперь в Германии не было человека, который дерзнул бы усомниться в планах прусского генералитета.
Германия после Бисмарка: процветающая, но надломленная
Бисмарк ушел, но оставил после себя Германию, готовую к индустриальному буму.
Таможенные барьеры, которые он установил после 1880 г., защищали промышленность от иностранной конкуренции. К примеру, железные дороги, которые финансировались из государственного бюджета (в 1913 г. прусские железные дороги были крупнейшим работодателем в мире), приносили прибыль исключительно немецким компаниям. Государство поддерживало частное производство, что давало предпринимателям уверенность в завтрашнем дне и позволяло ориентироваться на долгосрочную перспективу. Это, как отмечали зарубежные наблюдатели, резко отличало немецкий подход от англо-американской бизнес-модели.
«К примеру, один рейнский металлургический завод взял за правило выплачивать в качестве дивидендов не более 5 % – независимо от уровня прибыли. Остальное идет в резервный фонд и фонд для приобретения новой техники и оборудования».
Из книги Эрнеста Эдвина Уильямса «Торжество германской промышленности
“Made in Germany”», 1896 г.
Одним из факторов, который привлекал инвесторов, были хорошо обученные, но бедные рабочие. Уровень грамотности в Германии был гораздо выше, чем во Франции и Великобритании, при этом рабочий класс привык к военной дисциплине и низкой зарплате. Цитата, приведенная ниже, напоминает сегодняшние рассказы об успехах Китая:
«Наверное, ни один цивилизованный рабочий в мире не согласится поменяться местами с немцем. Мало кому приходится больше трудиться при меньшей зарплате, есть более грубую и дешевую пищу, жить в более тесных жилищах и отдавать больше средств и времени правительству, которое в ответ душит его бесчисленными законами и правилами и ограничивает свободу слова… Плотник на верфи получает примерно 90 центов в день за одиннадцать часов работы. В Америке плотнику обычно платят 2,5–3 доллара за восемь часов».
Р. С. Бейкер. Увидено в Германии (Seen in Germany).
Нью-Йорк, 1902 г.
Стране с подобной экономикой – маленькая зарплата, низкий уровень внутреннего потребления, государственная дисциплина, государственное финансирование, протекционистские тарифы – нужен богатый партнер без заградительных пошлин, который будет покупать товары, производимые на экспорт. В 1890-х гг. таким потребительским рынком была Великобритания. Однако односторонние торговые отношения чреваты трениями вроде тех, что существуют сегодня между США и Китаем. Уже тогда англичане воспринимали маркировку «Сделано в Германии» как сигнал об экономической угрозе, и именно в эту эпоху на фоне становления всеобщего избирательного права настроения народных масс начали определять отношения между странами.
Другая проблема экспортной экономики с низким уровнем доходов населения заключается в том, что рабочий класс, утратив надежду получить свою долю общественного блага, может стать более радикальным. В 1890-х гг. Германия превратилась в цитадель социализма. Эрфуртская программа Социал-демократической партии, принятая в 1891 г., ставила задачу объединить рабочих для марксистской борьбы, «неизбежной по законам природы». Она начала быстро набирать популярность у электората. Революционеры всего мира видели в Германии страну, откуда вскоре начнется победное шествие коммунизма.
Чтобы рабочие были довольны жизнью, правительству надо позаботиться лишь об одном – основные продукты питания должны быть дешевыми. Для индустриально развитой Германии решение напрашивалось само собой: импортировать недорогое зерно из Америки или черноземных регионов России. А поскольку немецкие промышленники были людьми здравомыслящими, они желали этого всей душой. Но они не могли получить желаемое, потому что, несмотря на все свое богатство, не имели реальной власти. Власть была в руках прусского юнкерства в Ост-Эльбии – именно юнкерам были гарантированы места в парламенте, высокие посты в армии и на государственной службе.
Юнкеры Ост-Эльбии не уступают власть
«Канцлеры – и даже кайзер, – которые пытались посягать на особые права аграрного сектора, рисковали столкнуться с шумной, хорошо организованной оппозицией… Трехклассная избирательная система усугубляла разделение между Востоком и Западом, увеличивая разрыв между прогрессивным урбанистическим Западом, где было много католиков, и “азиатскими степями” прусской Ост-Эльбии».
Кристофер Кларк. Железное королевство (Iron
