на него, и сильно удивился. Сюда редко заходили вот такие вот молодые мужики с натруженными руками и воловьей шеей. Да на его памяти вообще никогда не заходили. Работяги боялись этого места, как подземного мира. Но, раз парень пришел, значит, ему есть, что сказать. Горан прервал молчание.
— Как зовут? Кто родители? Из какой волости родом?
— Зовут Вуйк, из третьей волости жупанства Бертахара. Наш род промеж германцев живет. Родители мои померли, я теперь братьям и сестрам кормилец. Работаю на большой кузне господина Лотара. На той, где вода тяжелый молот поднимает.
— Закон знаешь? — спросил Горан, уставившись на парня тяжелым взглядом. — Ты «Слово и дело» сказал. Если наговор на честного человека будет, то лучше бы не родиться тебе.
— Знаю, — добела сжал пальцы Вуйк. — Мое «Слово и дело» верное.
— Тогда говори, парень, — Горан положил на столешницу пудовые кулаки. — Я тебя слушаю.
— Я, боярин, на большом молоте тружусь, — начал свой рассказ Вуйк. — Заготовки подношу и уношу, шестерни обслуживаю, когда нужно. Я два года там, с самого начала почти, и на той кузне каждый гвоздь в лицо знаю. Знаю я и то, что хозяин наш, господин Лотар, раньше простым подмастерьем был и в бедности жил. А как сам князь приметил его, то сразу богачом стал, и дело свое расширил во много раз. Так вот и я думал об этом все время. Хочется есть сытно, сестренок за хороших людей выдать, дом свой иметь. Ну, и придумал я к мельничному колесу большую пилу приспособить. Ночей не спал, боярин, каждую мелочь продумывал. А когда сложилось у меня все в голове, я в Ремесленный Приказ пошел. Знаю, там новым мастерам помогают. Землю дают, денег на обзаведение. Подошел я, значит, к дьяку Роману. Он по-словенски еще не все понимает, но выспросил у меня все до последнего слова и даже записал кое-что. А как выспросил, он меня домой отпустил. Приходи, говорит, через неделю. Прихожу я туда, а меня с порога гонят. Убирайся, говорит, деревенщина глупая. Есть такая заявка уже. Другой мастер до тебя придумал. Так обидно мне стало боярин, что начал я людей выспрашивать. А секрета никакого и не было. Племянник этого Романа заявку подал, и уже одобрена она. А он ни дня ни в мельнице, ни в кузне не работал. Обидно мне, боярин. Словно обокрали меня. Справедливости прошу!
— Так тебя и обокрали, — задумчиво проговорил про себя Горан. — Если не врешь, конечно. Тебе, парень, подождать придется. Я этим делом лично займусь. Слышал я про мельницу, что может доски пилить, и сам князь радовался, когда про нее узнал. Иди пока, я тебя сам найду.
* * *
Неделю спустя.
Князь Самослав медленно наливался яростью. Люди не меняются, это он уже давно понял. А чиновники, которых в княжестве было пока еще немного, уже начинают проверять границы дозволенного. А ведь он того Романа похвалил прилюдно, премию выдал за то, что удачную идею раскопал. А теперь вот Горан сидит и рассказывает, что тот мастер и не мастер вовсе, а племянник дьяка, который был просто ширмой. Роман планировал того самого Вуйка мастером нанять, поманив хорошим жалованием. Парень на одну зарплату еще четверых малолетних братьев и сестер кормит.
— Обоих на десять лет соль рубить, — отрывисто скомандовал князь. — Семьи выслать назад в Бургундию. Этого парня из Лотаровой кузни — ко мне.
— Думаю я, княже, все последние эти… как их…, - замялся Горан, — гранты проверить.
— Проверяй, конечно, — кивнул князь. — Кажется мне, у нас дьяки новую золотую жилу раскопали. Мало им взяток, теперь сами хозяевами мануфактур стать хотят. А самородка этого сюда приведи. Хочу посмотреть на него.
Вуйк предстал перед князем уже через час. Его выдернули со смены, в чем был, и он смущенно оглядывал каменные стены, увешанные гобеленами, служанок в аккуратных чепцах и самого князя, который сидел за длинным столом, держа в руке лист бумаги.
— Вуйк?
— Да, княже, — робко сказал парень. — Вуйк я.
— Рисуй! — князь протянул ему лист желтоватой бумаги, и показал на лавку. — Если мне понравится то, что я услышу, то ты никогда не забудешь этот день. Если нет, вернешься в кузню.
— Да я и тогда этот день не забуду, — смущенно пробормотал Вуйк и начал усердно вырисовывать что-то, макая перо в настой из дубовых орешков.
Через четверть часа князь рассматривал несколько узлов, которые изобразил мастер на листе бумаги. Ничего неожиданного там не было. Многое было взято из кузни с водяным приводом, только поднимать вода будет не молот, а пилу. Тем не менее, некоторые решения были довольно остроумны и просты. Парень был хорош.
— Я тебе вот что посоветую, — ответил князь после некоторого раздумья. — Пил нужно несколько и чтобы расстояние между ними винтами менялось. Тогда ты целое бревно разом на доски распустишь.
— Точно! Как же я сам не додумался! — стукнул себя по лбу Вуйк и смутился от собственной смелости. — Ой, прости, княже.
— Значит так, иди в Приказ Большого Дворца, к госпоже Любаве. Скажи, что ты новый мастер, который будет лесопилку строить. Она все устроит. Жалование тебе положу пять рублей в месяц, пока не запустишь ее. Как запустишь, десятая доля в прибыли твоя. И пока не разбогател, велю тебе участок земли в Белом Городе придержать.
— Мне? Там, где сам господин Лотар живет? — хватал воздух Вуйк. — Ох, спасибо! И дом у меня будет! И братья с сестрами теперь поедят досыта! Ушам своим не верю!
— Сколько их у тебя? — поинтересовался князь.
— Четверо, — смущенно ответил парень. — Старшая, Липка, заневестится скоро. А у нее приданого ни гроша. Кто возьмет такую?
— Не отдавай пока, — подмигнул князь. — Если все сделаешь, как надо, от женихов палкой отбиваться будешь. И за тебя самого скоро любая красавица пойдет, только помани.
— Как госпожа Эльфрида? — смущенно выдохнул мастер. — Такая же красивая?
— Еще лучше найдем, — усмехнулся князь, не разделявший местных понятий о женской красоте. — Грамотен?
— Нет! — горестно покачал головой Вуйк.
— Госпоже Любаве скажешь, она в школу определит, — сказал князь. — Обучение казна оплатит.
— Да я… Да я ввек вашей доброты не забуду, — мастер смотрел на князя преданным собачьим взглядом. — Да я теперь в лепешку расшибусь!
— Не нужна мне лепешка из тебя, — поморщился Самослав. — Мне лесопилка нужна. Иди, тебе за первый месяц сразу заплатят. А Лотару скажи, что теперь на меня работаешь. И не пей сильно на радостях. Я пьяниц не люблю.
* * *
Княжич Святослав, высунув от усердия язык, выписывал буквицы. Тут, в Сиротской Сотне,
