ждали. Видимо, граф Лугдунума, эта лицемерная крыса, все же послал гонцов в окрестные города. Шалон затворил ворота и готовился к обороне. Виттерих постучал в ворота кулаком, одетым в кольчужную перчатку, а когда открылось окошко, проревел в лицо перепуганному стражнику.
— Пусть твой граф тащит свою задницу к моему королю. Богом клянусь, его не тронут. Если не придет, мы сожжем пригород и все окрестные деревни на день пути. Услышал? Бегом!
Граф оценил угрозу по достоинству и, не прошло и получаса, как он выехал в поле, остановившись в сотне шагов от городских ворот. Добрята поскакал к нему на встречу, надев тяжелый новгородский доспех и приторочив позади седла колчан с натянутым луком. Конь, взбив легкий снежок, остановился в паре шагов от графа.
— Я Альберих, граф Шалона, — сказал седовласый воин с бритым затылком, который пристально вглядывался в своего визави. — А вот ты кто такой, парень?
— Я твой король, деревенщина! — высокомерно ответил Добрята. — У меня грамота от самого Папы, которая возвращает мне королевство отца.
— Засунь ее себе в задницу, сопляк, — презрительно сплюнул граф. — Я служил королю Теодориху, и прекрасно помню молодых королей. И очень многие в этом городе их помнят. Королю Хильдеберту сейчас было бы двадцать пять, он родился в один год с моим старшим сыном. А у моего Рольфа борода уже доросла до груди. Так кто ты такой, мальчик? Ты решил устроить мятеж, как Гундовальд? Если так, иди и поговори с умными людьми, они расскажут тебе, чем для него все это закончилось. Я вот хорошо об этом знаю, мой дед был в том походе.
И граф, смачно харкнув под копыта коня самозванца, развернулся и поскакал к воротам. Добрята думал недолго. Он вытащил лук, и уже через секунду тяжелая стрела с хрустом пробила затылок старого воина. Граф упал на гриву коня, который шагом зашел в городские ворота, неся на себе тело хозяина.
— Сжечь тут все! — сказал Добрята хану Октару, пугая окружающих перекошенным от ярости лицом. — Скажи воинам, что эти земли мы берем по праву войны. Пусть их мечи сегодня отведают крови.
— А город? — спросил хан.
— А город мы возьмем немного позже, — многообещающе сказал Добрята. — Собаки живой здесь не оставлю.
* * *
Два месяца спустя. Январь 629 года. Вилла Клиппиакум (совр. коммуна Клиши-ла-Гаренн, предместье Парижа). Нейстрия.
Король Хлотарь слушал доклад очередного гонца. Они мчали к нему один за другим. Лион, Вьенн, Марсель, Арль, Тулуза… Богатейшие города юга присягнули новому королю. Заюрские земли опустошены. Граф Шалона убит, а окрестные земли разграблены аварской конницей. Опять ромеи, это их происки. Они нашли беглого мальчишку-короля, пригрели его, и теперь он служит слепым орудием в их руках. Это они дали ему золото на этот поход. Чудес не бывает, неизвестные босяки не приходят требовать трон с целой армией. А грамота от епископа Рима? Хлотарь даже представить себе не мог всю мощь этого оружия. Знать юга пишет ему, что боится отлучения, и вынуждена присягнуть тому, на кого указал Бог. Безумие какое-то! Все, что он делал долгие годы, рушится на глазах. Вся система противовесов из знати и церкви, римских горожан и свободных франков, все это сломано в один миг. Он соберет войска Нейстрии и Австразии только к концу марта, потом они пойдут пешком на юг Бургундии, где окажутся только к маю. Все земли по дороге будут разорены дотла, ведь франки никогда не жалели имущества римлян. Безусловно, они разобьют новоявленного родственничка, но такая победа станет хуже поражения. Половина страны, причем самая богатая ее половина, будет лежать в руинах. Хлотарь обхватил голову и застонал.
Гундоланд, бессменный майордом Нейстрии, стоял рядом и угрюмо сопел. Он не хуже короля представлял, какую опасность несут собой новые установления короля Хильдеберта. Ведь, по старым обычаям, капитулярии королей имели хождение по всем землям франков. Это что же, теперь нужно налоги вдвое снизить и недоимки простить? Епископов больше не назначать? И где взять столько соли, чтобы цена упала вдвое? Мальчишка сошел с ума? Он же разорит казну!
— Мы получим бунт в собственных землях! — Хлотарь словно прочитал его мысли. — Этот безумец разбрасывает королевскую власть горстями, только успевай ее подбирать. Он же разоряет нас. Епископы смотрят на меня так, словно и я им должен подарить виноградники. Купцы требуют сделать свободный проход по всем землям! Чернь хочет снижения налогов!
— Мы должны раздавить его, и как можно скорее, — насупился Гундоланд. — Сейчас зима, люди сидят в своих домах и не выходят за околицы своих деревень. Вести идут медленно, государь. Но весной нужно выйти в поход прямо с Мартовского поля. Иначе нас поднимут на копья.
— Шли гонцов, — мрачно ответил ему Хлотарь. — Войскам Нейстрии и Австразии собраться у Шалона. Слава Богу, хоть этот город еще верен нам. Послать людей в Аквитанию. Пусть герцоги приведут наемников — басков. Пусть Дагоберт приведет тюрингов и саксов. И к герцогу баварскому тоже пошли посла. Посмотрим, как он отвертится на этот раз, хитрая сволочь. К марту пусть все будут у стен Шалона с запасом еды.
— Слушаюсь, государь, — поклонился Гундоланд. — Я сейчас же займусь этим.
Глава 11
Февраль 629 года. Новгород. Словения.
Тайный Приказ — самое жуткое место в Новгородском княжестве. Сюда редко шли по доброй воле, чаще сюда приводили, а иногда и волокли силком, вывернув руки. Этим местом пугали непослушных детей, да и любого взрослого напугать было легче легкого, ведь Большой Боярин Горан не знал жалости и сомнений. Верный пес государя искал измену с таким старанием, что жупаны с оглядкой разговаривали даже при своих рабах. Уж больно сладкой была награда, если «Слово и дело» государево правдой окажется. А если облыжно будет то слово, то заплачет доноситель кровавым слезами. Спустят прилюдно шкуру кнутом, а на щеке выжгут каленым железом буквицу «К» — знак проклятого всеми человека, клеветника. И будут такого сторониться, словно прокаженного. Никто не отдаст своих дочерей за его сыновей, а его дочерей никто и никогда не возьмет замуж. Часто в петле заканчивали клеветники свою жизнь, презираемые всеми. Как только ввели эту похвальную практику, то поток доносителей в Тайный приказ превратился в тоненький ручеек, и боярин Горан с облегчением выдохнул. Дурные бабы, обвиняющие в сглазе своих соседок, уже замучили его до предела.
Но вот сегодня у него вновь была работа. Плечистый парень лет восемнадцати с темно-русыми волосами и широким, открытым лицом, смущенно мял в руках шапку. Горан внимательно посмотрел
